Хелен сингер каплан



страница6/10
Дата07.11.2022
Размер2.11 Mb.
#115494
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
defectology

часть общественной жизни и как организация участия детей в этой жизни.
Воспитание и образование в обществе, через общество и для общества - вот основа
социального воспитания, по определению одного из теоретиков трудо вой школы.
Социальная среда и ее структура есть конечный и решающий фактор всякой
воспитательной системы. В самом деле, физиологи говорят нам, что строй,
структура и условия среды - решающий фактор воспитания условных форм поведения.
Поэтому и школа о сознает себя как аппарат социального воспитания, как место и
способ организации детей в окружающей жизни. И это же есть основа воспитания
глухонемых, потому что научиться речи вне общественной жизни так же нельзя, как
нельзя, стоя на берегу, научиться плавать.
Труд есть тот основной стержень, вокруг которого организуется и строится
жизнь общества; с трудовой деятельностью связана общественная жизнь человека и
изучение им природы. Труд, общество и природа - таковы три основных русла, по
которым направляется воспитательная и образовательная работа в школе. Я не стану
здесь повторять известные всем идеи трудовой школы, но должен указать, что
именно применительно к глухонемому ребенку трудовое воспитание дает выход из
всех тупиков. Самое главное: трудовое в оспитание есть лучший путь в жизнь; оно
есть залог активного участия в жизни с самых первых лет; оно поэтому
обеспечивает для глухонемого ребенка все, что с этим связано, - общение, речь,
сознание.
Физически глухонемой более приспособлен к познанию мира и к активному участию
в жизни, чем слепой. За исключением некоторых, обычно не очень значительных,
расстройств в равновесии, глухонемой сохраняет почти все возможности физических
реакций, какие е сть у нормального человека. Как трудовой аппарат, как
человеческая машина тело глухонемого немногим разнится от тела нормального
человека, и, следовательно, для глухого сохраняется вся полнота возможностей
физического развития, приобретения навыков и трудовых умений. Все виды трудовой
деятельности могут быть доступны ему, кроме очень немногих областей, связанных
непосредственно со звуком. И если, несмотря на это, в сурдопедагогике до сих пор
пользуются узким кругом большей частью бесполезных реме сел, то виной этому
близорукость и филантропически-инвалидный подход к воспитанию глухонемого. При
правильном подходе здесь открывается широчайшая дверь в жизнь, возможность
участвовать в совместном труде с нормальным человеком, возможность высших форм
сотрудничества, которое, избегнув паразитических опасностей, может послужить
благодаря социальному моменту основой всей сурдопеда гогики.
Общий характер образовательной работы, построенной на труде, характеризует Н.
К. Крупская (8): "Ориентировка на трудовую деятельность людей, изучение под этим
углом зрения связей и взаимоотношений между человеком и природой, индивида с
обществом, экон омикой, политикой и культурой, настоящим и прошлым придает
содержанию преподавания общеобразовательный, политехнический характер" (1978, с.
214).
На основе политехнического трудового воспитания строится профессиональное
образование, дающее полное и законченное овладение каким-либо одним видом труда,
обеспечивающим выход в жизнь и трудовое участие в ней. На основе трудового
воспитания развивается и складывается организация детского коллектива. Задачи
подобной организации не ограничиваются стремлением наладить детскую жизнь, но
простираются намного дальше. Организация детского коллектива превращается в
воспитательный процесс, помогающий детям осознать себя как органическую часть
общества взрослых. В наших школах развивается едва ли не первый в мире опыт
самоорганизации глухонемых детей. Дети создают школьное самоуправление, имеющее
санитарную, хозяйственную, культурную и т. д. комиссии, ко торые охватывают всю
жизнь детей. Общественные навыки, социальные проявления, инициатива,
организаторские способности, коллективная ответственность растут и крепнут в
этой системе. И наконец, систему социального воспитания глухонемых детей
увенчивает детское коммунистическое движение, участие в отрядах юных пионеров,
вовлекающих детей в жизнь рабочего класса, в переживания и борьбу взрослых. В
пионерском движении бьется пульс мировой жизни - ребенок научается сознавать
себя ее участником. И в этой детской игре зреют серьезные ростки тех мыслей и
действий, которые скажут решающее слово об этой жизни. Новое заключается в том,
что впервые жизнь ребенка вводится в современность; более того, его жизнь
направлена на будущее, в то время как обычно она базировалась на прошлом
историческом опыте человечества.
Детское пионерское движение на старших ступенях переходит в юношеское
коммунистическое движение, в широчайшее общественно-политическое воспитание - и
глухонемой ребенок живет и дышит тем же, чем живет и дышит вся страна; его
мысли, его стремления, его пульс бьются в унисон с мыслью и пульсом огромных
народных масс.

* * *

Вот эта система социального воспитания и есть то новое и самое главное, что
дала революция воспитанию глухонемых. Нужно только представить, какие огромные и
неисчерпаемые возможности таит в себе подобная постановка воспитания для
развития речи, сознания и мысли, чтобы понять значение этой системы. На месте
филантропической помощи воспитание глухонемых в СССР стро ится как
государственное дело, которое направляется и организуется органами народного
просвещения. Мы, конечно, еще бедны и не можем этому делу уделять в полной мере
тех средств и сил, которых оно требует. В годы блокады, войны и голода вместе со
всей страной бедствовали и глухонемые дети. Ныне вместе со всем Союзом и
учреждения для глухонемых переживают период подъема, укрепления и возрождения.
Число воспитательных учреждений для глухонемых в первые годы революции сильно
возросло - в период стихий ных требований масс, в период острой нужды, под
давлением которой открывались все новые и новые учреждения. Мы очень далеки от
мысли, что мы достигли в этом деле какой-нибудь окончательной точки или крайнего
пункта развития. Напротив, мы думаем, что мы только в самом начале пути. Но мы
считаем, что мы избрали верную дорогу, что мы идем в надлежащем направле нии и
что социальному воспитанию глухонемых детей принадлежит будущее.

К вопросу о компенсаторных процессах в развитии умственно отсталого ребенка.


1.


Клиника, которой мы обязаны выделением и распознаванием умственно отсталых
детей, чрезвычайно мало интересовалась развитием ребенка, отягощенного этой
отсталостью. По самому существу тех практических задач, которые стоят перед
медицинской клиникой, по следняя не могла глубоко вникнуть в вопросы детского
развития, так как детская отсталость относится к числу таких клинических форм,
которые туго податливы или вообще неподатливы в отношении лечебного воздействия.
Эти формы недоразвития не стали в клин ике предметом глубокого исследования: к
этому не было ни практических побуждений, ни стремления того или иного
направления клинической мысли. Клинику интересовала главным образом возможность
выделения тех признаков, с помощью которых можно распознать умственную
отсталость, определить эту форму дефективности и отличить от другой, сходной
картины - и только. В этих целях клиника и поднимала проблему развития
ребенка-олигофрена. Она установила, что олигофрен развивается, а не деградирует,
подобно душ евнобольным детям. Этот факт перечисляется обычно в ряду других
симптомов. С помощью этих симптомов дебильная детская умственная отсталость
распознается и различается среди других форм, имеющих внешнее сходство с ней.
В связи с клиническим подходом к проблеме умственной отсталости ее брали "как
вещь", а не рассматривали как процесс. Интересовались признаками устойчивости,
постоянства, а динамика умственно отсталого ребенка, законы его развития и их
единство с закон ами развития нормального ребенка-все это осталось, и по
существу не могло не остаться, вне поля зрения клиники. Лечебная педагогика,
педагогика вспомогательной школы, первоначальные сведения о природе умственной
отсталости получила от клиники и пыталась строить свою практику на основе
ной школы поставить барьер, с помощью которого отобрать детей, не способных
обучаться в ней, и тех детей, кто не желает учиться. Эти задачи стояли и перед
А. Бине, когда он подходил к диагностике умственной отсталости.
Всякий понимает, что нет ничего более ненадежного, чем отбор по отрицательным
признакам. Когда мы ведем такой отбор, то рискуем выделить и объединить в одной
группе детей, которые с позитивной стороны будут иметь мало общего. Если мы
станем отделять ц вета, которые не являются черными, только по этому
отличительному признаку, то получим пеструю смесь: тут будут и красные, и
желтые, и синие цвета - только потому, что они не черные. Массовая
педагогическая практика (европейская и американская) показа ла: установка на
отрицательные признаки и привела именно к тому, что случилось бы с тем, кто
вздумал отбирать цвета по отрицательному признаку, т. е. отобранные дети
оказались глубоко разнородными по составу, структуре, динамике, возможностям, по
прич инам, которые привели их к этому состоянию. Даже для буржуазной школы эти
установки недостаточны, потому что, когда встал вопрос обучения и воспитания
умственно отсталых детей, доведения их хотя бы до минимального уровня тех
требований, которые выдвиг аются перед ними, оказалось, что нельзя выявлять
умственную отсталость на чисто отрицательном определении. Нельзя опираться на
то, чего у данного ребенка не хватает, на то, чем он не является, но нужно иметь
хотя бы самое смутное представление о том, чем он обладает, что он собой
представляет. В этом отношении буржуазная школа сделала чрезвычайно мало.
Сейчас наша школа, которая стоит перед огромными задачами исторического
значения, делает решительный поворот во всей теории и практике обучения и
воспитания нормального и отсталого ребенка. Наша вспомогательная школа чувствует
недостаточность принципи альных теоретических установок, того научного
обоснования, которое можно получить из источников, о которых говорили до сих
пор. И первое, что выдвигается перед нами здесь, - новая практическая цель и
задача, стоящие перед изучением умственно отсталого ребенка. Не изучение ради
изучения, но изучение для того, чтобы найти наилучшие формы практических
действий, для того, чтобы разрешить историческую задачу действительного
преодоления умственной отсталости, этого величайшего социального бедствия, котор
ое осталось от классовой структуры общества. Эта задача подчиняет изучение тем
нуждам практики, которые выдвигаются сейчас, требуют позитивного и
дифференцированного подхода к изучению умственно отсталых детей, т. е. изучения
с точки зрения того, что характеризует такого ребенка с положительной стороны и
содействует расчленению общей массы умственно отсталых детей.
Сейчас и лучшие буржуазные ученые признают, что сказать про ребенка
"умственно отсталый" - это все равно, что сказать про человека, что он болен, но
не сказать при этом какой болезнью. Можно констатировать факт отсталости, но
трудно определить сущность, происхождение и судьбу развития этого ребенка. В
связи с этим главная задача, которая стоит перед исследователями умственной
отсталости, - стремление помочь изучать развитие умственно отсталого ребенка и
законы, которые управляют этим развитием.
В связи с этим мне кажется, что сегодня я должен остановиться на трех
вопросах, которые составят содержание моего доклада. Первый вопрос: что в
развитии умственно отсталого ребенка работает не против нас, а на нас, т.е.
каковы те возникающие в самом развитии отсталого ребенка процессы, которые ведут
к преодолению отсталости, к борьбе с ней и поднятию ребенка на высшую сту пень?
Второй вопрос: какова структура и динамика умственной отсталости в целом? Ведь
картина умственной отсталости не исчерпывается теми процессами, которые работают
на нас. Для того чтобы понять значение и место процессов, работающих на нас,
нужно по нять их место и значение в общей структуре умственной отсталости.
Третий вопрос заключается в максимальных педагогических выводах, которые
вытекают из раскрытия первого и второго. Таким образом, я буду кратко раскрывать
эти три основных вопроса.
Общие предпосылки, из которых я исхожу и которые, мне кажется, должны быть
положены в основу научного изучения развития умственно отсталого, - это
представление о единстве законов развития нормального и умственно отсталого
ребенка. Конечно, это положе ние отнюдь не отрицает того факта, что законы
развития умственно отсталого ребенка приобретают качественно своеобразное
специфическое выражение и что задача не ограничивается установлением их
единства; задача заключается в том, чтобы показать, как еди ные по существу,
принципиально единые законы развития ребенка получают свое конкретное,
специальное выражение в приложении к отсталому ребенку. Это первая и центральная
предпосылка, о которой надо говорить с самого начала.
Методологический вопрос заключается в следующем. До сих пор господствовало
представление, заимствованное на Западе и гласящее о существовании двух форм
воспитания детей - обусловленных биологическими причинами и социальными
причинами. Предполагалось, что при наличии биологических недостатков дети
развиваются "по биологическим рельсам" и для них может быть отменен закон
социального развития и формирования, определяющий развитие всякого нормального
ребенка. Это механическое представление несостоятел ьно методологически. С
самого начала нужно условиться об основном положении, без принятия которого все
дальнейшее осталось бы теоретически необоснованным. Это общее положение о
соотношении социальных и биологических закономерностей в развитии детей. Т
рудность понимания развития отсталого ребенка возникает из-за того, что
отсталость бралась как вещь, а не как процесс. Закрывалась проблема развития
отсталого ребенка. Отсюда возникло представление, что первичное нарушение при
олигофрении не подлежит сомнению, что первичное - основа и ведущее на всем
протяжении развития ребенка. Между тем с точки зрения диалектики нет более ошиб
очного и неправильного представления, чем это, именно в процессе развития
первичное, выступающее на ранней ступени развития, многократно "снимается"
возникающими качественными новообразованиями.
Относительно понятия "снятие" закономерностей позвольте сказать два слова.
Слово "снятие" иногда переводилось неправильно. Это слово бралось с немецкого
слова "схоронить" (aufheben), но в немецком языке это слово имеет двоякое
значение, как и слово "с хоронить" у нас имеет двоякое значение. Когда говорится
"схоронить" про органическую закономерность, это не значит, что она перестала
существовать, а имеет то значение, что где-то она сохранена, находится где-то на
заднем плане, содержится внутри чего-то, отступила на задний план по сравнению с
теми закономерностями, которые возникли в более поздние этапы. Поэтому понятно,
что биологические закономерности, которые являются первичными в определениях
самого первого этапа в развитии умственно отсталых, являются "схороненными", не
уничтоженными, но "снятыми" в процессе развития умственно отсталого ребенка.
В качестве основных признаков, стоящих на первом плане, надо изучать
закономерности именно этого второго типа; это есть основные предпосылки к тем
дальнейшим мыслям, которые я буду развивать.
Позвольте перейти к первой части нашей беседы, к вопросу о тех процессах,
которые в развитии отсталых работают на нас. Существуют ли такие процессы? В
развитии умственно отсталых детей, как и в развитии всякого ребенка,
отягощенного тем или иным недос татком, существуют процессы, которые возникают
из того, что организм и личность ребенка реагируют на те трудности, с которыми
сталкиваются, реагируют на собственную недостаточность и в процессе развития, в
процессе активного приспособления к среде выр абатывают ряд функций, с помощью
которых компенсируют, выравнивают, замещают недостатки. Я думаю, что вопрос об
этом является настолько ясным общебиологическим представлением, что едва ли
нуждается в дальнейшем подробном развитии.
Для воспитания умственно отсталого ребенка важно знать, как он развивается,
важна не сама по себе недостаточность, не сама по себе неполноценность, дефект,
изъян, но реакция, возникающая в личности ребенка в процессе развития в ответ на
трудность, с к оторой он сталкивается и которая вытекает из этой
недостаточности. Умственно отсталый ребенок не состоит из одних дыр и дефектов,
его организм как целое перестраивается. Личность как целое выравнивается,
компенсируется процессами развития ребенка.
Важно знать не только о том, какая болезнь у человека, но и у какого человека
данная болезнь. То же самое возможно в отношении недостаточности и дефектов. Для
нас важно знать не только то, какой дефект точно вымерен у данного ребенка, что
у него пораж ено, но и у какого ребенка данный дефект, т. е. какое место
занимает недостаточность в системе личности, какого рода перестройка идет, как
ребенок справляется со своей недостаточностью. Процессы болезни не могли
раскрыть, пока не было понятно, что орг анизм сам борется с болезнью, что
имеются симптомы двоякого порядка: с одной стороны, симптомы нарушения функций,
с другой - симптомы борьбы организма с нарушениями. Так же точно и в области
изучения ненормально развивающегося ребенка: пока не подходят к его изучению с
точки зрения нарушений в его развитии, с точки зрения компенсаторного
воздействия процессов развития, не получается полного, правильного, адекватно го
представления об этом ребенке.
Для того чтобы конкретно остановиться на тех механизмах и закономерностях,
которые, управляют появлением и развертыванием компенсаторных процессов, я
должен коротко сказать о теоретическом значении и понимании самого принципа
компенсации. В приложении к развитию умственно отсталого ребенка этот принцип
чрезвычайно мало разработан именно с теоретической, принципиальной стороны. На
первых порах ряду исследователей, и мне в том числе, самым большим завоеванием в
понимании компенсаторных процессов у умственно отсталого ребенка казалось
разглядеть их и подвести фактическое обоснование под это положение о
компенсаторных процессах. Теоретическая разработка понятия компенсации далеко
недостаточна и в области тех наук, которые оперируют с этим понятием и которые
более развиты, чем учение об умственно отсталом ребенке. Но некоторые основные
положения, которые должны наметить прав ильную методологическую линию для нашего
понимания принципа компенсации и в свете которых мы должны рассматривать
материал, ясны, и в схематической форме о них можно говорить.
Первое и основное, с чем сталкиваемся при понимании проблемы компенсации у
умственно отсталого ребенка, - представление о самой природе - явления, которое,
как увидим, может быть двояким.
Одни считают, что единственным и исключительным основанием компенсаторных
процессов является субъективная реакция личности самого ребенка на ту ситуацию,
которая создается вследствие дефекта. Эта теория предполагает, что необходимый и
единственный ист очник возникновения компенсаторных процессов развития -
осознание самим ребенком своей недостаточности, возникновение чувства
собственной неполноценности. Из возникновения этого чувства, из сознания
собственной недостаточности появляется реактивное ст ремление победить это
тяжелое чувство, преодолеть эту осознанную собственную недостаточность, поднять
себя на высшую ступень. Именно на этом основании адлеровская школа в Австрии и
бельгийская школа отказывают умственно отсталому ребенку в возможности
интенсивного развития компенсаторных процессов. Ход рассуждения дефектологов
таков: для возникновения компенсации необходимо, чтобы ребенок осознал и
прочувствовал свою недостаточность. Но у умственно отсталого ребенка трудность
заключается в том, что он весьма не критически относится к себе, чтобы осознать
собственную неполноценность и сделать эффективный вывод для преодоле ния своей
отсталости. В этом отношении интересны опубликованные эмпирические исследования
де-Греефа (3) о развитии умственно отсталого ребенка. Он установил те признаки,
которые принято называть симптомами Е. де-Греефа и которые заключаются в том,
что у детей с умственной отсталостью наблюдается повышение самооценки. Если
такому ребенку предложить дать сравнительную оценку себе, своим товарищам,
учителю, то оказывается, что испытуемый обнаруживает стремление считать себя
самым умным он не признает своей отсталости, из-за повышенной самооценки
развитие компенсаторных процессов затрудняется, если не сводится на нет, потому
умственно отсталый ребенок доволен собой, не замечает своей недостаточности и,
следовательно, лишён того "мучительного пережи вания чувства малоценности,
которое у других детей лежит в основе образования их компенсаторных процессов.
Другое понимание компенсации, как мне думается, гораздо более соответствующее
действительности, связано с тем, что явления компенсации в области сознания были
изучены позже, чем в других областях. Задача состоит в том, чтобы ответить, как
же возникают процессы компенсаторного развития там, где они не связаны с
осознанием, где дефектность функции не может вызвать чувства малоценности и
недостаточности и осознания его. Я не хочу сказать, что явления компенсации в
области сознания находятся в одном ря ду с явлениями, когда, например, у
человека вырабатывается импульс при введении некоторой доли яда в организм.
Теория, которая хочет дать действительное объяснение явлениям компенсации,
должна объяснить эти явления во всей полноте и учесть, что и на низших ступенях
развития процессы компенсации связаны с функционированием сознания. Те авторы,
которые вынуждены давать ответ, дают его в духе витализма, считая, что элементы
жизненных процессов имеют психоидный фактор, некоторые душеобразные витальные
силы, которые и движут процессами компенсации, т. е. что в органических
процессах компенсации присутствует в не зримом виде этот психоидный фактор. Эта
теория стоит на идеалистической точке зрения, так как пытается проводить
субъективистское понимание компенсации.
Между тем и изучение наиболее простых органических компенсаторных процессов и
их сопоставление с другими приводят к фактически обоснованному утверждению:
источником, первичным стимулом к возникновению компенсаторных процессов являются
те объективные трудности, с которыми сталкивается ребенок в процессе развития.
Эти трудности он стремится обойти или преодолеть с п омощью целого ряда таких
образований, которые первоначально в его развитии не даны. Мы наблюдаем тот
факт, что ребенок, сталкиваясь с трудностями, вынужден идти по обходному пути,
чтобы их преодолеть. Наблюдаем, что из процесса взаимодействия ребенка со средой
создается ситуация, которая толкает ребенка на путь компенсации. Главнейшее
фактическое доказательство этого следующее, судьба компенсаторных процессов и
процессов развития в целом зависит не только от характера и тяжести дефекта, но
и от со циальной реальности дефекта, т. е. от тех трудностей, к которым приводит
дефект с точки зрения социальной позиции ребенка. У детей с недостатками
компенсация протекает в совершенно разных направлениях в зависимости от того,
какая ситуация создалась, в какой среде ребенок воспитывается, какие трудности
возникают для него из этой недостаточности. С вопросом об источниках
компенсаторного развития связан вопрос фондов этой компенсации. Откуда берутся
силы, что является движущей силой компенсаторного развития? Для одной теории -
источником является внутренняя целеустремленность самого жизненного процесса
развития, внутренняя целостность личности. Эта теория со всей прямотой переходит
на телеологическую позицию, представляя, что в каждом ребенке заложена
целеустремленность, жизненный порыв, внутренняя тенденция, непреодолимо влекущая
ребенка к развитию, к полноте самоутверждения, некоторая инстинктивная жизненная
сила, которая толкает ребенка вперед и обеспечивает его развитие, несмотря ни на
что.
Что процессы, компенсаторного развития обладают объективной
целеустремленностью, т. е. используют полезные функции в развитии ребенка, едва
ли подлежит сомнению. Уже перед Ч. Дарвином стояла задача их материалистического
понимания, причинного объяснен ия, т. е. задача показать, как возникает
объективная целеустремленность этих процессов. В отличие от телеологии наше
рассмотрение компенсации выводится не из сил внутреннего порыва, мы видим, что
фондом компенсации в огромной мере является социально-к оллективная жизнь
ребенка, коллективность его поведения, в которых он находит материал для
построения внутренних функций, возникающих в процессе компенсаторного развития.
Само собой разумеется, богатство или бедность внутреннего фонда ребенка, скажем
степень умственной отсталости, является существенным и первичным моментом,
определяющим, насколько ребенок способен воспользоваться этим материалом. И само
собой разумеется, судьбы дебила и идиота существенно разнятся из-за того, что их
внутренний фонд глубоко различен. Но это опять-таки является не определяющим на
высших ступенях, а многократно снятым в процессе дальнейшего развития ребенка.
Последний момент, который нужно разграничить в принципиальном понимании
процессов компенсации: в клинике удалось расшифровать ряд новых психологических
состояний и показать, что болезненные симптомы могут возникать компенсаторным
путем. Действительно, компенсация может вести ребенка по пути реального и
фиктивного, ложного выравнивания недостатков; центральный момент, который
интересует исследователей в подходе к компенсации, различение этих двух линий
реальной и фиктивной компенсации развития. Комп енсация как источник появления
добавочных, полезных моментов не подлежит оспариванию, но компенсаторный момент
может иметь и болезненный характер. Это тоже верно. Методологически значимо
различение добавочных симптомов, возникающих компенсаторным путе м и
нормализующих, сглаживающих, выравнивающих недостаточность процессов, поднимая
развитие от симптомов фиктивной компенсации на высшую ступень.
После краткого обсуждения этих трех моментов позвольте перейти
непосредственно к некоторым основным конкретным положениям, характеризующим
компенсаторное развитие умственно отсталого ребенка. Первое - это
широкоизвестное замещение функций, общих для нормального и ненормального ребенка
имеющих первостепенное значение. Речь идет о том, что психологические операции
могут с внешней стороны очень близко подходить друг к другу, могут приводить к
одному и тому же результату, но по структуре, внутренней природе, по тому, что
человек проделывает в своей голове, как говорят, по каузальной связи, не иметь
между собой ничего общего. Это возникает благодаря тому, что, большинство
психологических ф ункции могут быть "симулированы", по образному выражению Бине,
который впервые обосновал этот принцип, назвав его симуляцией психологических
функций, например симуляция выдающейся памяти. Как известно, Бине исследовал
людей с выдающейся памятью, приче м различал испытуемых, которые действительно
обладали выдающейся памятью, и испытуемых со средней памятью. Последние могли
удержать в памяти такой длинный ряд цифр или слов, который во много раз
превосходил то, что может запомнить каждый из нас. Челов ек, обладающий средней
памятью, замещал процесс запоминания процессом комбинирования, мышления. Когда
ему предъявляли длинный ряд цифр, он замещал их буквами, образами, словами,
образным рассказом, это составляло ключ, с помощью которого испытуемый во
сстанавливал цифры и в результате достигал таких же результатов, как и люди,
обладающие действительно выдающейся памятью, но достигал это замещением. Такое
явление Бине назвал симуляцией выдающейся памяти.
Я бы не стал об этом говорить, если бы это имело место в исключительных
случаях и не было общим правилом детского развития, если бы не знал, что каждый
из нас реально обязан успехом в развитии памяти отнюдь не только тому, что
память растет как таковая, но и тому, что каждый приобретает ряд способов и
приемов замещения памяти. Есть психологические процессы и опер ации, которые
расширяют память и приводят ее к высокому уровню развития. Перед нами не
исключение, а общее правило. Замещение одних психологических операций другими
изучено в области почти всех интеллектуальных процессов. Лишь сравнительно
недавно процессы замещения подвергались клинической и педагогической оценке с
точки зрения их значения в развитии отсталого реб енка. Исследования показали,
что ни одна из психологических функций (ни память, ни внимание) не совершается
обычно единственным способом, но каждая совершается многообразными способами.
Следовательно, там, где имеем затруднение, недостаточность, огран иченность или
просто задачу, которая превышает силы естественной возможности данной функции,
функция не оказывается механически вычеркнутой; она возникает, вызывается к
жизни, совершается с помощью того, что не имеет, например, характера
непосредствен ного запоминания, а становится процессом комбинирования,
воображения, мышления и т. д.
Приведу общее положение, которое позволит вам во всей широте оценить этот
принцип замещения психологических функций, многообразие тех операций, с помощью
которых могут осуществляться функции. Вы знаете, что в развитии памяти
существенное изменение происходит примерно на границе переходного возраста:
изменяется соотношение между процессами запоминания, или памятью, и процессами
мышления. Для ребенка раннего возраста мыслить - значит вспомин ать, т. е.
воспроизводить прежние ситуации. Особенно ясно эта тенденция процесса
воспоминания проявляется тогда, когда вы ставите задачу определить понятие,
притом отвлечённое. Вы видите, что ребенок вместо логического определения
воспроизводит конкре тную ситуацию прежнего опыта. Для подростка же вспоминать -
значит мыслить. Процесс воспоминания отступает на задний план и замещается
мыслительным упорядочением.
Это общее положение, которое, как видите, определяет этап в развитии
отдельных функций, а вместе с тем является и наиболее простой формой, с которой
имеем дело в развитии ненормального ребенка вообще и умственно отсталого в
частности. Если мы вспомним, как читает слепой ребенок или начинает говорить
глухонемой, то увидим, что в основе этих функций лежит принцип замещения,
позволяющий, например, говорить не только с помощью одного механизма (только
так, как мы говорим), но и с помощью другого механ изма. Оказывается, обычный
способ функционирования речи не единственный, и выпавший способ может быть
замещен другими способами функционирования.
Решающую роль в процессах замещения во всем социальном развитии ребенка
играют вспомогательные средства (речь, слова и другие знаки), с помощью которых
ребенок научается стимулировать самого себя. Роль вспомогательных средств,
которыми обогащается реб енок в процессе развития, и приводит ко второму
основному положению, характеризующему компенсаторные процессы, к положению о
коллективе как факторе развития высших психологических функций нормального и
ненормального ребенка.
Позвольте начать с общего психологического закона, заключающегося в том, что
ряд высших психологических функций проделывает самый разнообразный путь, который
легче понять на примере возникновения и развития мышления как высшей формы связи
с речью. Вы знаете, что речь первоначально развивается как средство общения,
взаимного понимания, как функция коммуникативная, социальная. Внутренняя речь,
т. е. речь, с помощью которой человек мыслит, возникает позднее, и есть
основание полагать, что процесс ее образования совершается только в школьном
возрасте. Путь превращения речи как средства общения, как функции социального"
коллективного поведения, путь превращения речи в средство мышления, в
индивидуально-психологическую функцию дает представление о з аконе, управляющем
развитием высших психологических функций. Этот закон можно выразить так: всякая
высшая психологическая функция в процессе детского развития появляется дважды,
сперва как функция коллективного поведения, как организация сотрудничества
ребенка с окружающим, затем как индивидуальная функция поведения, как внутренняя
способность деятельности психологического процесса в узком и точном смысле этого
слова. Точно так же и речь из средства общения становится средством мышления.
Новые исс ледования показали, что так же точно логическое мышление, для которого
характерно подыскивание методов обоснования своего суждения, возникает у ребенка
дошкольного возраста не раньше, чем в детском коллективе возникает спор, не
раньше, чем у ребенка в озникает необходимость мотивировать собственное
утверждение. Как выражается один из исследователей, не только дети, но и мы,
взрослые, охотно верим самим себе на слово, т.е. мало требуем доказательств.
Необходимость логического размышления о подтвержд ении зависит у ребенка от
развития таких коллективных функций, как функция спора.
Исследование показало, что наиболее характерные волевые процессы, процессы
подчинения развиваются у ребенка тоже в коллективе. В частности, западные
исследователи впервые на материале детских игр отметили, что у ребенка в
процессе игры возникают и выр абатываются приемы подчинения собственного
поведения правилам поведения коллектива, потом эта возникающая организация
превращается во внутреннюю функцию поведения и становится собственной
психологической функцией.
Таким образом, мы видим, что коллективное поведение ребенка не только
активизирует и тренирует собственные психологические функции, но является
источником возникновения совершенно новой формы поведения, той, которая возникла
в исторический период развития человечества и которая в структуре личности
представляется в качестве высшей психологической функции. Коллектив я вляется
источником развития этих функций, и в частности у умственно отсталого ребенка.
Общий путь развития детской речи может быть обозначен как коллективная форма,
если скажем, что ребенок овладел речью, а затем, когда он начинает лучше
подчинять себе собственные психические процессы, речь переходит и в средство
мышления. Экспериментал ьные исследования раскрывают различия между
коэффициентом развития психических процессов и их реальной ролью в жизни
ребенка. Можно иметь хорошую память и плохо ее использовать, и наоборот, можно
владеть ею так, что она будет давать практический эффект больше, чем
высокоразвитая, но плохо используемая память. Для нормального ребенка будет
движением вверх, если в старшем возрасте развитие совершается не за счет
непосредственного роста функции, но за счет ее использования, подчинения. И
существенно, что ряд высших психологических функций идет от внешнего к
внутреннему. Подобно тому, как речь служит основой развития, так и внешняя форма
коллективного сотрудничества - предшественница развития целого ряда внутренних
функций. Здесь мы сталкиваемся с существенным моментом: источником, питательной
средой развития высших психологических функций является детский коллектив при
известном различии оптимального интеллектуального уровня детей, входящих в него.
Исследователь Е. де-Грееф указывает на особен ность умственно отсталого ребенка:
он лучше понимает другого умственно отсталого, оценивает его выше, чем
нормальный ребенок, так как имеет дело с такой разностью в уровне, которую он
способен преодолеть.
В истории развития ребенка (и нашего психологического развития) пассивное
функционирование значительно превосходит активное пользование какой-нибудь
психологической функцией. Ребенок начинает раньше понимать речь, чем говорить.
Мы способны понять книгу, написанную гением, но передать ее содержание часто не
в состоянии: возможность нашего речевого понимания больше, чем возможность
активного пользования речью. Отсюда был сделан ценный методический вывод: чтобы
правильно судить о возможностях развития и о действительном Уровне развития
отсталого ребенка, нужно учитывать не только то, насколько он может сам сказать,
но и то, насколько он может понять. Но понять мы можем то, что лежит в пределах
нашего понимания, а это гораздо больше того, что сост авляет говорение.
Одностороннее насыщение коллектива умственно отсталыми Детьми, максимально
одинаковыми по уровню развития, - ложный педагогический идеал. Он противоречит
основному закону развития высшего психологического уровня и представлению о
многообразии и динами ке психологических функций у ребенка вообще и умственно
отсталого в частности. Прежние исследователи полагали, что интеллект есть
единая, простая, односложная, гомогенная функция и если перед нами дебил, то все
его функции однородно снижены. Более глубокое исследование показало: интеллект,
который возникает в процессе сложного развития, не может быть по природе
однородным и по структуре односложным, недифференцированным. Наоборот, то, что
называется интеллектом, представляет многообразие функций в сложном единстве. Но
единство не значит тожде ство, не значит гомогенность; изучение динамики этой
сложной структуры привело исследователей к выводу: невозможно такое положение,
чтобы при отсталости все функции интеллекта оказывались одинаково пораженными,
ибо, представляя собой качественное свое образие, каждая из функций тем самым и
качественно своеобразно сказывается на том процессе, который лежит в основе
умственной отсталости.
Приведу пример. Вы знаете, что только в последнее десятилетие установлено
действительное отношение между моторикой и умственным развитием. Выяснилось, что
часто те или иные формы сочетаются, но вовсе не обязательно идут, образно
говоря, рука об руку. Дальнейшие исследования показали, что развитие моторных
функций может являться и на деле является одной из центральных сфер компенсации
умственной недостаточности, и обратно: при моторной недостаточности у детей
часто усиленно происходит интеллектуаль ное развитие. Выделение и понимание
качественного своеобразия интеллектуальной, вербальной, словесной и моторной
деятельности показывает, что отсталость никогда не поражает все интеллектуальные
функции в одинаковой мере. Относительная независимость фу нкций при их единстве
приводит к тому, что развитие одной функции компенсируется и отзывается на
другой. Два последних момента.
Наблюдение над нормальным ребенком показало: развитие психологических функций
совершается не только за счет роста и изменения функции. Например, памяти,
внимания и т. д. Так как функции никогда не действуют врозь, а в известном
сочетании, то психологи ческое развитие в старшем возрасте совершается за счет
изменения системных отношений между функциями, т. е. за счет так называемых
межфункциональных связей. В том, что принято называть логической памятью, речь
идет об известном отношении между памятью и мышлением; у ребенка в раннем
периоде развития эти функциональные отношения иные, чем в более позднем периоде.
Исследование умственно отсталого ребенка выявило, что у него межфункциональные
отношения складываются своеобразно, отлично по сравнению с теми, которые
обнаруживаются при развитии нормальных детей. Эта сфера психологического
развития, изменение межфун кциональных связей и отношений, изменение внутренней
структуры психологической системы есть главнейшая сфера приложения высших
компенсаторньх процессов складывающейся личности. Моторные связи и
межфункциональные отношения характеризуют не столько сами функции, сколько то,
каким образом эти функции приведены к единству.
И наконец, обходные пути развития, т. е. достижение или возникновение
какого-нибудь нового пункта развития, какого-нибудь новообразования на обходном
пути. Здесь огромное влияние имеет аффект, побуждающий ребенка на преодоление
трудностей. Если эти тр удности не размагничивают ребенка, не заставляют бежать
от них, а активизируют его, они приводят к обходному пути развития. Самое
значительное - творческий характер развития умственно отсталого ребенка; старая
педагогика полагала, что внешние причины автоматически влияют на характер
развития умственно отсталого ребенка. Казалось, что приложение громкого слова
"творческий" к тем малым достижениям, которые доставались на долю этого ребенка,
неправильно. На самом деле овладеть четырьмя действиями арифметики для дебила
гораздо более творческий процесс, чем для нормального ребенка. То, что
нормальному ребенку дается почти " даром" (неформированно), для умственно
отсталого ребенка представляет трудность и является делом, требующим преодоления
препятствий. Таким образом, достижение имеющихся результатов, оказывается, носит
творческий характер. Мне думается, что это самое с ущественное в материале о
развитии умственно отсталого ребенка.
Я постарался в первой части кратко обрисовать те процессы в развитии
умственно отсталого ребенка, которые работают на нас, на которые мы должны
опираться, стремясь преодолевать его отсталость.
Но было бы ошибкой думать, что только эти моменты заполняют процесс развития,
что мудрая природа ведет ребенка по пути преодоления, дает ему силы, которые
помогают ликвидировать отсталость, как было бы неправильно думать, что борьба
организма с болезн ью всегда приводит к хорошему концу, что каждый организм при
всяких условиях справляется с ней одинаково.
Необходимо сказать о том, что законы развития ненормального и нормального
ребенка раскрываются перед нами как единый по существу закон. Дурная среда и
влияние, возникающее в процессе развития ребенка, чаще и резче приводят
умственно отсталого ребенка к тем отрицательным добавочным моментам, которые не
только не помогают преодолеть отсталость, а, наоборот, усугубляют, отягощают его
первоначальную недостаточность. Можно спросить: для чего же говорить об этих
процессах, о влиянии среды на умственно о тсталого ребенка, если мы признаем с
самого начала, что большей частью при влияниях отрицательного характера в
процессе развития не только не ликвидируется отсталость ребенка, а прибавляются
новые особенности? Об этих процессах нужно говорить не тольк о потому, что из
совокупности света и тени задача более реально выступает перед нами. Но, как я
постараюсь доказать, при отсталости принимаются за первичные те осложнения в
развитии ребенка, которые возникают в процессе его средового формирования и
которые можно преодолеть только тогда, когда мы сумели бы в корне изучить их
причины. Это имеет существенное практическое значение. Но об этом после.
Сущность мысли, которая выражает итог целых двух-трех десятилетий,
коллективной научной работы в этом направлении, заключается в следующем:
умственная отсталость не то простое однородное целое, как она рисовалась прежним
исследователям. Вот я исследую умственно отсталого ребенка, устанавливаю ряд
признаков, в которых обнаруживается его отсталость. Спрашивается: все ли эти
симптомы равноценны? Имеют ли они одинаковое отношение к первичной причине? Все
ли они первичные? Все ли они возникли в одно и т о же время, с помощью одного и
того же механизма? Или среди них есть главные и второстепенные, возникшие раньше
и позже, на основе этих раньше возникших симптомов, которые являются более
крупными видами или наслоениями психопатологии? Развитие показывает, что
раскрывающаяся перед нами педагогическая и психологическая картина умственной
отсталости не есть однородное целое, что те симптомы, в которых обнаруживается
отсталость, не могут быть выстроены в один ряд, что умственная отста лость, есть
сложная структура. Для того чтобы разобраться в этой структуре, нужно обратиться
развитию умственно отсталого ребенка, а не к природе тех патологических
процессов, которые лежат в ее основе, ибо сложность структуры возникает в
процессе раз вития. Центральный и наиболее простой пример анализа - отделение
первичных особенностей, составляющих самое ядро дебильности, тех симптомов,
которые непосредственно вытекают из биологической недостаточности ребенка,
лежащей в основе его отсталости, от признаков вторичного, третичного,
четвертого, пятого, шестого порядка и т. д., возникающих на основе того, что при
формировании в определенной среде ребенок встречает добавочные трудности и
накапливает добавочные осложнения. Наслоения на первичные обр азования приводят
к необходимости дифференцировать исследования умственной отсталости.
По отношению к клинике можно сказать, что олигофрения - сборная группа.
Изучение структуры личности олигофрена впервые было выдвинуто при изучении
детского развития. Здесь впервые созрела центральная для нашей работы мысль:
недостаточно сказать о ребе нке "умственно отсталый" (это все равно, что сказать
"больной" и не лечить); это значит только поставить проблему, но не решить ее.
Иначе говоря, надо выяснить, какова та культурная отсталость, которая перед
нами, какова ее структура, каковы значение и механизмы процессов строительства
этой структуры, каково динамическое сцепление ее отдельных симптомов,
комплексов, из которых складывается картина умственной отсталости ребенка и
различие типов умственно отсталых детей.
Современная вспомогательная школа укомплектована по принципу отрицательного
отбора (А. Бине). Нашей вспомогательной школе приходится работать с
необработанным материалом, с умственной отсталостью вообще: в этом и заключаются
главнейшие трудности подхо да и дифференциации умственной отсталости.
Дифференцировка должна стать основным правилом всей нашей новой практики.
Изучение умственно отсталых детей показывает: та картина, которую мы
открываем у умственно отсталого ребенка 8 лет, вовсе не может быть отнесена к
ядру дебильности, т. е. к первичной внутренней его недостаточности. Позвольте
взять конкретный пример, с которого я начал. Клинические наблюдения показывают,
что у некоторых умственно отсталых детей имеется чрезвычайное расхождение,
ножницы, между недоразвитием элементарных и развитием высших психических
функций. Недоразвитие проявляется в двух формах: и ли при общей бедности
развития элементарных функций мы наблюдаем чрезвычайное развитие высших
психических функций, которое маскирует умственную отсталость ребенка; или же,
что встречается чаще, непропорционально слабое развитие высших психических функ
ций по сравнению с органическими. Передо мной ребенок-дебид 10 лет. По сумме
тестов его умственная отсталость оценивается в 3 года, т. е. он отстает от
нормального ребенка на 3 года; значит, окончательные данные о ребенке должны
показать картину, сход ную с картиной, которую дает нормальный ребенок в 7 лет.
Оказывается, такой суммарный подход неверен. Если высшие психические функции
ребенка-дебила недоразвиты гораздо больше, чем у семилетнего ребенка, то
приходится прийти к важному педагогическому выводу, что недоразвитие его высших
психических функций могло бы уступить хорошему педагогическому воздействию в
отличие от развития элементарных психических функций.
Внимательные исследователи задались вопросом: откуда возникает неравноценное
недоразвитие низших, органических, и высших, психических, функций? Если бы
отсталость в области высшего и низшего развития одинаковым образом
непосредственно вытекала у дебил а из первопричины, вопрос не возник бы. Эта
неравномерность привела впервые к эмпирической формулировке вопроса: вычитается
ли у дебильного ребенка недоразвитие высших функций непосредственно
первопричиной или это осложнение второго порядка? Экспериме нтальные данные и
клинические исследования помогли найти ответ. Недоразвитие высших функций
связано с культурным недоразвитием умственно отсталого ребенка, с выпадением его
из культурного окружения, из "питания" среды. Из-за недостаточности он вовремя
не испытал влияния окружающей среды, вследствие чего его отсталость
накапливается, накапливаются отрицательные свойства, добавочные осложнения в
виде социального недоразвития, запущенности. Всё это в качестве вторичных
осложнений оказывается часто недовоспитанностью. В той обстановке, в которой он
растет, он взял меньше, чем мог; никто не пытался соединить его со средой; и
если ребенок мало и бедно был связан с детским колл ективом, то здесь могут
возникнуть вторичные осложнения.
Я мог бы назвать ряд симптомокомплексов, представляющих вторичные, третичные
образования на основе ядра. Я мог бы показать причинный механизм возникновения
их, но сейчас ограничусь лишь тем, что скажу: во всех отрицательных моментах,
характеризующих у мственно отсталого ребенка, имеется не просто пассивность
развития, недостаточность, которая заложена с самого начала. На ребенка все
время влияют положительные и отрицательные начала. Таким образом, накапливается
ряд вторичных образований, которые мо гут как идти по линии выравнивания, так и
вызывать добавочные осложнения в первичной картине умственной отсталости.
Мне остается сделать педагогический вывод. Нужно уже сейчас, сегодня обратить
внимание на вторую линию, на влияние среды в развитии умственно отсталого.
ребенка, для чего надо остановиться на вопросах добавочного накопления
осложнений умственной отста лости. Это имеет огромное педагогическое значение и
тесно связано с практической задачей, стоящей перед школой: узнать, какой из
признаков первичный и какой вторичный. Ведь при прочих равных условиях в
разрешении умственной отсталости легче других уст ранимы с помощью
педагогического воздействия наиболее поздно возникшие образования, наименее
связанные с первопричиной явления. Как только вам удалось научно доказать, что
данный комплекс симптомов не первичного, а вторичного, или третичного, или
четвертого, пятого и т. д. порядка, так вы показали, что создали ядро, которое
поддается причинному педагогическому воздействию, т. е. которое может быть при
прочих равных условиях устранено тем легче, чем дальше оно отстоит от первой
причины.
Если мы будем говорить о группе умственно отсталых детей, в основе отсталости
которых лежит патологическая недостаточность или пораженность мозга, то там ядро
самой дебильности и все явления, связанные с недостаточностью, наиболее туго
поддаются педаг огическому воздействию, они уступают только косвенному,
тренирующему, стимулирующему постоянному воздействию. Но так как вы бессильны
устранить корень этой причины, то вы не можете устранить и явлений, которые
относятся к ядру. Совершенно иначе бывает, когда говорим об осложнениях
вторичного, третичного, четвертого и пятого порядка; они возникают на основе
первичного осложнения, снимаются в первую очередь, и, как выражается один из
современных авторов, снятие вторичного осложнения у умственно отст алого
изменяет всю клиническую картину дебильности в такой степени, что современная
клиника отказалась бы признать дебильность, если бы процесс воспитательной
работы был доведен до конца.
Говоря суммарно об умственно отсталом ребенке и сводя к умственной отсталости
все то, что мы наблюдаем у него, составим сегодня эмпирическую клиническую
картину; она выполнит свои служебные функции, но без анализа, без выделения
того, что принадлежит к ядру отсталости, и того, что нажито, что приобретено.
Картина окажется смутной; в ней вторичное будет в такой степени отнесено за счет
первичного, что значительно сузит рамки воздействия. Эмпирическая картина никак
не согласуется с действительной ка ртиной дебильности, особенно там, где
вторичные моменты в известной мере сняты. С. Левенштейн (4) экспериментально
доказал, что добавочные осложнения наиболее поддаются психотерапевтическому
воздействию. Э. Кречмер клинически подтвердил установленную Левенштейном
закономерность: вторичные осложнения в процессе развития больного ребенка
ликвидируются наиболее легко.
Я связываю все это с выводом, который является последней из мыслей,
составляющих изложение, и коренным образом отличает современную педагогику
умственно отсталого детства от традиционной. Эта мысль парадоксальна: все
заставляет нас полагать, что наибо лее воспитуемыми оказываются высшие функции
по сравнению с элементарными. Старая педагогика ограничивала умственно отсталого
ребенка в развитии. Затем стал применяться метод сенсомоторной тренировки;
тренировка глаза, уха, различение цветов составляют половину содержания
лечебно-педагогической работы до последнего времени. Результаты сенсомоторной
тренировки бедные. Теоретические и экспериментальные исследования доказали, что
мало и чрезвычайно слабо развивается, например, обоняние; наиболее воспит уемыми
оказываются высшие функции, высшие процессы. Позвольте привести два
теоретических обоснования, лежащих в основе этого явления, и тогда парадокс
покажется ясным.
Экспериментальное исследование близнецов - один из современных методов,
позволяющих отделить наследственные свойства и свойства, обусловленные
социальной средой. Наука использует эксперимент, который дает возможность
наиболее близко подойти к решению вопросов. Близнецы, как известно, бывают
однояйцевые и двуяйцевые. Внутриутробный период развития протекает у них в
одинаковой среде. Если сравним две пары близнецов - однояйцевых и двуяйцевых - и
определим, в какой мере те или иные психические функци и у них сходны, то
окажется, что функции "А" (высшие психические функции) у той и у другой пары
близнецов, воспитывающихся в одной среде, дают близкий коэффициент сходства;
значит, эти функции мало зависят от наследственности, а, следовательно, завися т
от определенных условий воспитания, от социальной среды. Коэффициент сходства
Функций "В" (элементарных психических функций) между теми же парами близнецов
различен: эти функции оказываются наследственно более обусловлены, чем высшие
психические фун кции.
Экспериментальные исследования моторных функций приводят к общему положению:
чем элементарнее моторные процессы, тем коэффициент сходства будет более
различен (у однояйцевых сходство больше, чем у двуяйцевых); чем более высоки
моторные функции, тем пр и прочих равных условиях коэффициент сходства внутри
обеих пар близнецов окажется больше. Самые высокие моторные функции наиболее
воспитуемые, потому что они не являются филогенетическими, а приобретены в
онтогенезе. Результаты экспериментальных иссле дований показывают, что высшие
психологические процессы наиболее воспитуемы, ибо источником развития их
структуры является коллективное воспитание ребенка.
Один из учеников Л. Термена (5) Куайд произвел экспериментальные работы в
Америке и доказал, что динамика развития элементарных функций и высших
психических функций не одна и та же. Развитие нормального ребенка совершается
главным образом за счет высш их процессов. То же наблюдается и у умственно
отсталых детей. Так, ограничение умственной отсталости происходит за счет
развития высших процессов.
Мне хотелось бы закончить указанием на то, что выводы, какими бы общими и
малосодержательными ни казались, тем не менее тесно связаны с двумя основными
задачами, которые стоят перед нами и которые должны дать определенный поворот
нашей вспомогательной школе. Эти задачи-всеобщее обязательное обучение и
политехнизация. Старая вспомогательная школа отражала минималистические
тенденции и устремления. С одной стороны, сводясь к элементарному обучению,
равняясь в лучшем случае на сокращенную программу пя тилетней школы, она видела
предел развития, ставя под вопрос возможность дальнейшего обучения и
приспособления ребенка. С другой стороны, эта школа базировалась на
недифференцированном подходе к умственной отсталости. Она не выделяла отдельные
симптом окомплексы внутри самой умственной отсталости у данного ребенка и потому
педагогическое обращение с детьми строила как с единым, однородным целым, без
выделения более отдаленных и более слабых звеньев, которые в первую очередь
могли быть порваны и лик видированы.
Действительное развитие проблемы всеобуча и политехнизма в отношении
умственно отсталых детей должно составить тему особого исследования. Я считаю,
что сейчас возможно и нужно ограничиться указанием на то, что сделанные в общей
форме выводы, которые с теоретической стороны перестраивают традиционный
педагогический подход к умственно отсталому ребенку, теснейшим образом связаны с
актуальными конкретными задачами, стоящими перед нашей школой сегодня. Но
провести эту связь-задача отдельного исследован ия, которое мне одному не под
силу.
Итак, является ли принцип компенсации единственным принципом, определяющим
своеобразие и основные закономерности развития умственно отсталого ребенка? Нет,
это не единственный, а один из многих принципов, и само собой разумеется, что
полная и всесторонняя его оценка и полное его развертывание возможны только в
ряду и в системе других моментов, характеризующих ра звитие в целом.
Спрашивается: является ли он главным, определяющим? Смотря о чем идет речь. Если
об определенной точке зрения, о которой я говорил во введении, т. е. о том,
чтобы виталистическую установку исследования переменить на позитивную, то вопр
ос компенсаторного метода имеет определяющее значение. И с этой точки зрения
принцип компенсации нуждается в отграничении от субъективно-психологических
моментов, что уже было сказано и о чем придется говорить и дальше, прорабатывая
вопросы, связанные с этой проблемой.
Является ли этот принцип главным организующим принципом в работе? Разумеется,
нет. Это момент, указывающий на характер развития, на категорию процессов
отсталого ребенка, который имеет своеобразные закономерности, течение и судьбу.
Значит ли это, что непосредственной задачей педагогики является изучение
компенсаторных процессов? Я уже говорил, что сами по себе эти процессы могут
быть как основанием для выравнивания, так и источником ряда новых патологических
симптомов. И поэтому, я думаю, этот при нцип в его общем виде является
бессодержательной формой. Когда мы говорим о педагогике и о трудовых процессах,
взятых в аспекте политехнизма, он становится главным и основным принципом всей
воспитательной работы. Но можно ли утверждать, что развитие у мственно отсталого
ребенка определяется одними компенсаторными процессами? Так ставить вопрос
нельзя. Важно выяснить, что же дает точку опоры для всестороннего развития
ребенка. Мне кажется, совершенно определенная задача выделения, вскрытия и
анализа тех процессов, которые в самом детском развитии должны явиться точкой
опоры, над которой следует работать, имея дело с отсталыми ребятами в
политехнической школе.
Описывая, как происходит замещение одних функций другими, я указывал на то,,
что мы имеем дело с неизбежными общими процессами максимального использования
всех возможностей. Если этот неизбежный путь развития используется в широкой
степени умственно о тсталыми детьми, то, значит, этот путь развития необходим и
вопрос о том, возможно ли политехническое обучение умственно отсталого ребенка и
есть ли у него возможности, которые делают это обучение реальным, не является
утопичным.
Говоря о том, что прежняя ориентировка лечебной педагогики на тренировку
преимущественно элементарных функций должна быть заменена умственным развитием
высших функций в силу максимальной их воспитуемости, я имел в виду те высокие
требования, которые п редъявляются политехническим воспитанием.
Если возникает опасение, нужно ли делать упор, ставку на развитие высших
функций за счет элементарных, то можно спросить: какой результат получала школа,
когда шла исключительно по линии тренировки элементарных процессов, полагая, что
только в этой области ребенок способен развиваться? Стоит назвать догму
наглядности, которая выдвигается потому, что умственно о тсталый ребенок мало
способен к развитию отвлеченного мышления и из-за этого обнаруживает тенденцию к
мышлению образному и конкретному. Должны ли мы, как это делала прежняя
традиционная школа, воспитывать только на наглядности, т. е. идти по линии наи
меньшего сопротивления из-за того, 'что умственно отсталый ребенок достигает
малых успехов в области отвлеченной? Мы должны все внимание направить на то,
чтобы вскрыть и преодолеть недостаток там, где он оказывается наиболее
болезненным.
Результаты исследований последних 10 лет, применение сенсо-моторного метода
М. Монтессори показали: даже там, где у нормального и умственно отсталого
ребенка имеет место тренировка элементарных функций, их развитие совершается за
счет высших; когда в результате тренировки повышается чувствительность обоняния,
то у ребенка возникает более внимательная установка, более тщательный анализ.

2.


В жизни нашей вспомогательной школы (для умственно отсталых детей) новый
учебный год (1927) явится в некотором смысле переломным: Главсоцвосом изданы
программы вспомогательной школы, построенные на основе последней редакции
программ ГУСа для городских школ I ступени. Завершена многолетняя работа,
направленная к сближению общей и специальной школы, вернее, к внесению в
специальную школу общих начал нашего социального воспитания и к перестройке
последней на этих началах. Эта задача большой принципиал ьной и практической
важности разрешена программами, которые вовлекают вспомогательную школу в русло
общепедагогического творчества. "Общие цели и задачи, стоящие перед единой
трудовой школой, являются вместе с тем целями и задачами вспомогательной шко лы"
(Программы вспомогательной школы, 1927, с. 7) - эта формулировка совершенно
четко дает ответ на вопрос о характере вспомогательной школы. Общие принципы
построения программы-те же, что и программ нормальной школы; ближайшая цель
вспомогательной шк олы совпадает с ближайшей целью нормальной школы I ступени,
поскольку она стремится воспитать коллективиста, "дать самые необходимые для
трудовой деятельности и культурной жизни навыки и знания и пробудить, в детях
живой интерес к окружающему" (там же ): Программы заслуживают того, чтобы о них
говорить особо и обстоятельно.
Прежде всего несколько слов о сближении вспомогательной школы с нормальной.
Во многих странах тенденция к такому сближению сказывается отчетливо. Пусть
умственно отсталые дети учатся дольше, пусть они научатся меньшему, чем
нормальные дети, пусть, наконец, их учат по-иному, применяя особые методы и
приемы, приспособленные к своеобразным особенностям их состояния, но пусть они
учатся тому же, что и все остальные дети, п усть получат такую же подготовку к
будущей жизни, чтобы потом участвовать в ней в какой-то мере наравне с
остальными. Так наиболее просто можно выразить эту тенденцию. Главнейший довод
за то, чтобы перед вспомогательной школой были поставлены в общем те же задачи,
что и перед нормальной, - это установленный и проверенный факт работоспособности
огромного большинства учащихся (90%), окончивших вспомогательную школу. Они
могут участвовать в общественном труде, и не только в низших его формах, как глу
боко отсталые дети (имбецилы), но и в индустриальном, сельскохозяйственном,
ремесленном труде. Какое же можно дать иное воспитание этим будущим строителям и
трудящимся, кроме общего социального воспитания, которое получают все остальные
дети в стране?! Правда, к общим целям ученики вспомогательной школы должны быть
приведены иными путями, и в этом смысл и оправдание существования особой школы,
в этом - всё ее своеобразие.
Такая тенденция нашла выражение в 1926 г. в Германии, где был поднят вопрос о
перемене названия вспомогательной школы (Hilfsschule). Дети и родители видят в
старом названии нечто оскорбительное, перевод в эту школу ставит клеймо на
репутацию ребенка, никто не хочет идти в "школу для дураков"; самый факт
пребывания ребенка в этой школе воспринимается как снижение его социальной
позиции. Адлерианцы говорят, что эта школа развивает у ребенка
Minderwertigkeitsgefuhl-чувство неполноценности, которое бо лезненно отражается
на общем развитии. Даже на учителя такой школы падает тень неполноценности.
Предлагались новые названия: лечебно-педагогическая, особая,
врачебно-педагогическая школа. Пока подходящего названия так и не нашли.
Вероятно/потому, что не в одном названии дело, а во всей общественной и
педагогической установке вспомогательной школы, в том, чтобы она не была "школой
для дураков" и чтобы воспитание, даваемое ею, было - не по имени только - общим
социальным воспитанием, проводимым в ст ране. Мы имеем в виду попытку дать
отражение связей между основными жизненными явлениями (природа, труд, общество),
развить научное мировоззрение у умственно отсталого ребенка, выработать у него в
школе сознательное отношение к будущей жизни.
Традиционная вспомогательная школа идет по линии наименьшего сопротивления,
приноравливаясь и приспосабливаясь к отсталости ребенка: отсталый ребенок с
величайшими трудностями овладевает абстрактным мышлением - поэтому школа
исключает из своего матери ала все, что требует усилия отвлеченной мысли, и
основывает обучение на конкретности и наглядности. Принцип абсолютного
господства наглядности переживает сейчас серьезный кризис, аналогичный кризису
того же принципа в общей школе. В самом деле, должна ли школа идти по линии
наименьшего сопротивления и только приспосабливаться к отсталости ребенка? Не
должна ли она, напротив, бороться с отсталостью, направлять работу по линии
наибольшего сопротивления, т. е. на Преодоление затруднений в развитии ребенка,
создаваемых дефектом? В. Элиасберг, изучавший психологию и патологию абстракции,
справедливо предостерегает против абсолютного господства наглядности во
вспомогательной школе. Оперируя исключительно конкретными и. наг лядными
представлениями, мы тормозим и затрудняем развитие отвлеченного мышления,
функции которого в поведении ребенка не могут быть замещены никакими
'"наглядными" приемами. Именно потому, что отсталый ребенок с трудом приходит к
отвлеченному мышлению, школа должна развивать это умение всеми возможными
средствами. Задача школы, в конце концов, не в том, чтобы приспосабливаться к
дефекту, но в том, чтобы преодолевать его. Отсталый ребенок больше, нежели
нормальный, нуждается, чтобы школа развила в нем начатки мышления, ибо,
предоставленный сам себе, он не овладеет им. В этом смысле попытка наших
программ дать умственно отсталому ребенку научное мировоззрение, вскрыть перед
ним связи между основными жизненными явлениями, связи неконкретного поря дка,
выработать у него в школе сознательное отношение ко всей будущей жизни есть для
лечебной педагогики опыт исторического значения.
Хорошо известно, какие трудности представляет для специальной школы проблема
сенсомоторной культуры и технической ортопедии. Упражнения органов чувств и
движений ребенка в традиционной школе превратились в систему искусственных,
изолированных, неинтер есных для детей и поэтому тягостных занятий - вроде
уроков тишины, изучения запахов, различения шумов и т. д. Выход и наша и
иностранная школы видят в растворении всех этих упражнений в игре, труде и
других занятиях детей. Например, фруктовый сад и ог ород представляют
безграничное поле для всевозможных упражнений ребенка, для развития его чувств и
движений. Метеорологические наблюдения, конструкция барометров и термометров,
ознакомление с элементарной физикой, изучение жизни растений и животных, н
ачатки естествознания, моделирование растительных и животных форм, пользование
орудиями труда и т. д. - всё это может быть сконцентрировано, как вокруг
стержня, вокруг работы в огороде, в саду; сенсомоторные упражнения, включенные в
эту увлекательную работу, теряют свой искусственный, тягостный для детей
характер.

Трудное детство


Психология трудного ребенка представляет одну из актуальнейших проблем,


разрабатываемую с разных сторон, потому что понятия "трудный ребенок" и
"трудновоспитуемый ребенок" очень широкие. Здесь мы фактически встречаемся с
такими категориями детей, кото рые глубоко разнятся друг от друга и которых
объединяет только один отрицательный признак: все они представляют трудности в
воспитательном отношении. Поэтому термин "трудный ребенок" или
"трудновоспитуемый ребенок-термин не научный, не представляющий никакого
определенного психологического или педагогического содержания. Это общее
обозначение огромных групп детей, отличных друг от друга, предварительное
обозначение, выдвинутое из-за практического удобства.
Научное изучение этих форм детского развития еще не зашло так далеко, чтобы
мы могли располагать более точными определениями. В частности, в последнее время
справедливо указывают на то, что проблема трудновоспитуемости не должна
ограничиваться только детским возрастом. В самом деле, в поведении взрослого
человека мы очень часто сталкиваемся с такими формами, которые представляют
прямую аналогию с детской трудностью, и если взрослых нельзя назвать
трудновоспитуемыми, потому что мы их не воспитываем, то все же эти люди трудны.
Пытаясь раскрыть это понятие, ссылались на случаи, когда взрослые люди
оказывались трудными в семье, на производственной или общественной работе.
Удалось конкретно указать, что с психологической стороны у них действительн о
имелись точно такие же проявления их трудности и другие признаки, как и у детей.
Иначе говоря, речь шла о таких формах характера или степени одаренности
человека, которые в его общественной приспособленности, деятельности, поведении
приводили к ряду трудностей и недостатков. Проблема все более расширяется, и
наиболее серьезные психологи Америки, работающие в этой области, предлагают ее
выделить в особую отрасль психологического знания, которую они предварительно
называют "психологической серединк ой", имея в виду при этом не такие нарушения
нервной деятельности, которые принимают уже невропатологические или
психопатологические формы, но которые, оставаясь в пределах нормы, тем не менее
представляют серьезнейшие трудности, мешающие правильному процессу воспитания,
общественной трудовой деятельности, личной, семейной жизни человека.
Позвольте мне, ввиду необычайной сложности и обширности этой темы,
остановиться только на двух основных пунктах, имеющих центральное значение. Это
проблема образования детского характера и проблема детской одаренности, потому
что трудные дети в огромн ой массе прежде всего представляют сложность в
отношении этих двух областей. Перед нами обычно или труднообучаемый ребенок,
вследствие плохой или низкой одаренности, или трудновоспитуемый, вследствие
каких-нибудь установок в его поведении, черт характ ера, которые делают ребенка
неуживчивым. С ним трудно сладить, он не подчиняется школьной дисциплине и т. д.
Обратимся к проблеме трудного характера или проблеме образования детского
характера.

1.


В последнее время проблема характера в психологии подвергается ревизии,
пересмотру. В мою задачу не входит полный охват этой проблемы: меня интересует
только та ее сторона, которая связана с проблемой трудновоспитуемого ребенка.
В современных учениях о характере исследователи ведут работу в двух
противоположных направлениях. Одни психологи исследуют биологическое обоснование
того, что мы называем человеческим характером или, правильнее сказать,
человеконаправляющим темперамен том. Они изучают взаимоотношения органических
систем, которые коррелируют с тем или иным типом поведения. Наиболее ярким
примером исследования, основа которого связана со знанием тела человека, может
служить известное учение Э. Кречмера. Другие исслед ователи изучают в характере
не столько биологическое, органическое основание, сколько то, как он развивается
в различных условиях социальной среды, в которой ребенку приходится вырабатывать
свой характер. Иначе говоря, эти исследователи имеют дело с х арактером в полном
смысле слова, а не с темпераментом. Они имеют в виду те установки в поведении
человека, которые не столько зарождаются благодаря" наследственности, сколько
вырабатываются на основе наследственных данных в процессе воспитания, развит ия
ребенка, приспособления к той или иной среде. Наибольший интерес представляют
именно исследования второго порядка, потому что, как я постараюсь показать,
они-то и подходят наиболее близко к проблеме образования у ребенка трудного
характера или укло нений в его характере.
Я позволю себе начать с конкретного примера, который пояснит, как современные
психологи склонны рисовать образование тех или иных черт характера, той или иной
установки в поведении человека. Допустим, перед нами ребенок, страдающий
недостатком слуха в следствие каких угодно причин. Легко можно представить, что
этот ребенок будет испытывать ряд трудностей, приспосабливаясь к окружающей
среде. Его будут оттирать другие дети на задний план во время игр, он будет
опаздывать на прогулки, он окажется отодвинутым от активного участия в детском
празднике, беседе. Словом, ребенок, обладающий пониженным слухом, из-за простого
органического недостатка будет поставлен на более низкую социальную позицию, чем
остальные дети. Мы хотим сказать, что этот ребенок в процессе приспособления к
социальной среде будет натыкаться на большие препятствия, чем обычный ребенок.
Как это обстоятельство повлияет на образование детского характера?
Я думаю, развитие характера ребенка пойдет по таким основным линиям:
вследствие плохого слуха он будет сталкиваться с трудностями - поэтому разовьет
в себе повышенную чуткость, внимательность, любопытство, недоверчивость по
отношению к окружающим; мож ет быть, он выработает в себе еще ряд черт,
появление которых может быть понято, если мы примем во внимание, что эти
особенности характера являются реакцией ребенка на трудности, которые он
встречает на пути. Ребенок, вследствие своего недостатка став ший предметом
насмешек со стороны товарищей, будет вырабатывать в себе повышенную
подозрительность, любопытство, настороженность, и вся эта сложная
психологическая надстройка, т. е. сложная система установки, способов действий,
может быть нами понята как реакция, как ответ на те трудности, которые ребенок
встречает в процессе приспособления к социальной среде.
Мы можем наметить три основных типа такого реактивного образования со стороны
ребенка. Один из них известен в связи с психиатрией, и в медицине его называют
бредом тугоухих. Эта группа настолько отлична от остальных, что психиатры давно
выделили ее. У тугоухих людей начинают возникать реактивные образования, о
которых я говорил. У человека, начинающего глохнуть, развивается
подозрительность, недоверчивость, мнительность, настороженность. Каждое слово
окружающих дает повод для сильной тревоги, ему к ажется, что люди что-то плохое
замыслили против него. Он теряет сон, начинает бояться, что его убьют, готов
обвинить в заговоре против себя, каждое новое лицо ему кажется подозрительным. В
конце концов, у него возникает бред преследования.
Являются ли эти черты характера такими же по психологической природе, как и
те, с которых я начал? Полагаю, что данное образование появляется в ответ на
трудности приспособления к окружающей среде. Если бы недостаток слуха не
отграничивал этого челове ка от окружающей среды и продолжались нормальные
отношения с окружающими людьми, то никакого особого поведения не было бы. Хотя
мы и вправе сказать, что здесь имеется реактивное образование, однако
подозрительность, настороженность-это установка повед ения, известный способ
действия по отношению к окружающей среде, способ, выработанный в ответ на те
трудности, с которыми встречается человек. Но это - фиктивная установка, которая
не исходит из действительности, так как близкие люди вовсе не желают е му зла. И
те способы поведения, которые выработались у нашего больного в ответ на
трудности, реально не преодолевают их. Сами затруднения возникли на основании
идей, расходящихся с действительностью, и больной борется с этими призраками
призрачными же средствами. Такую систему образования тех или иных черт характера
современные психологи предлагают называть фиктивной компенсацией. Они говорят,
что эта установка настороженности, подозрительности, мнительности возникла как
компенсация, когда человек стремится чем-то защитить себя от возникших перед ним
трудностей. Если обратиться к примеру, с которого я начал, то и у тугоухого
ребенка возможны две противоположные линии развития характера. Первая (мы ее
можем назвать реальной компенсацией) возникает в ответ н а более или менее
реально учитываемые трудности. Так, если тугоухий ребенок вырабатывает в себе
повышенную чуткость, наблюдательность, любопытство, внимательность, сметливость,
научается по неясным признакам узнавать то, что другие дети узнают путем с
лухового восприятия, он не будет оставлять сторожевого пункта, чтобы не упустить
ничего, потому что он исходит из реального учета трудностей. Это и называется
реальной компенсацией. О фиктивной компенсация мы уже говорили.
Наконец, последнее образование. Оно может принимать самые разнообразные
формы. Мы здесь не встретим двух указанных типов компенсации (бредовой и
реальной). Третий тип - наиболее трудно определимый, он настолько многообразен,
настолько не представляет внешнего единства, что я затруднился бы обозначить его
одним словом. Но вот примерно в чем он заключается. Представьте себе, что
ребенок испытывает известную слабость. Эта слабость может стать в известных
условиях силой. Ребенок может прикрываться сво ей слабостью. Он слаб, плохо
слышит - это понижает его ответственность по сравнению с другими детьми и
привлекает большую заботливость со стороны других людей. И ребенок начинает
культивировать в себе болезнь, так как она дает ему право требовать повы шенного
к себе внимания. Он окольным путем как бы вознаграждает себя за испытываемые
трудности. Взрослые знают, какие выгоды заключает в себе болезнь, когда и
ответственность детей снижается, и они могут ставить себя в исключительное
положение. Особен но же хорошо этим пользуются дети в семье, когда из-за болезни
ребенок сразу выдвигает себя в центр внимания всех окружающих. Вот это бегство в
болезнь или прикрывание своей слабостью и представляет собой третий вид
компенсации, о которой трудно сказа ть, реальна она или нет. Она и реальна,
потому что ребенок добивается известных выгод, она и фиктивна, потому что он не
избавляется от трудностей, но, наоборот, еще усиливает их. Мы имеем в виду
ребенка, который отягощает свой недостаток. При испытани и слуха он склонен
показать гораздо большую степень поражения, чем оно есть в действительности,
потому что это для него более или менее выгодно.
Однако могут возникнуть реакции и другого характера. Ребенок может
компенсировать трудности ответными агрессивными действиями по отношению к
социальной среде, в которой он находится (к детской среде, родительской,
школьной). Иными словами, ребенок мож ет пойти по пути компенсации, но другого
типа. Позвольте показать на конкретном примере этого же тугоухого ребенка. У
него может появиться повышенная раздражительность, упрямство, агрессивность по
отношению к другим детям, он постарается практическими путями вырвать то, чего
лишает его недостаток. Ребенок, вследствие тугоухости занимающий в играх
последнее место, будет стараться играть большую роль. Он будет всегда стремиться
к детям младшего возраста. Такая компенсация очень своеобразна. Здесь выр
абатываются черты характера, которые мы условно назвали бы властолюбием,
стремлением к "самодержавию", упрямством, т. е. стремлением непременно поставить
на своем, хотя то, что ему предлагалось бы, нисколько не шло в разрез с тем, что
ребенок хочет сд елать. Что объединяет этот последний случай развития детского
характера с предыдущим, когда ребенок бежит в болезнь или культивирует свою
слабость? До известной степени эта компенсация реальна, потому что ребенок
добивается другими путями того, чего л ишает его недостаток, и вместе с тем,
конечно, фиктивна, потому что в коллективе младших с помощью упрямства, силы он
добивается желаемого, но не преодолевает реально тех трудностей, которые перед
ним стоят.
На основе этих примеров мы можем сказать, что развитие детского характера
основывается на механизме компенсаторной реакции, т.е. реакции, старающейся
преодолеть стоящие перед ребенком трудности. Эта реакция может протекать в трех
различных формах: ре альный, фиктивный или средний тип компенсации, о которых мы
говорили. Из приведенных примеров совершенно ясно, что мы вступили в область
психологии трудновоспитуемого ребенка, потому что даже в случае реальной
компенсации вы будете наталкиваться на ог ромные трудности в воспитании детского
характера: ребенок, выработавший в себе повышенную сообразительность и другие
положительные качества, будет вырабатывать и недочеты под влиянием тех сторон,
которые у него не компенсируются, стараясь преодолеть п риносимое его несчастьем
снижение реальной позиции. Это будет не благополучный, а в значительной степени
неблагополучный процесс; его нельзя, назвать болезненным, потому что он ведет к
здоровью, но нельзя назвать и здоровым, потому что он совершается болезненно.
Когда ребенок встречается с трудностями, заложенными в самой среде, он
наталкивается на явления неподдающиеся, которые влияют на образование его
характера. Тогда формируется ребенок с противоречивым характером, у которого
душевные качества смешиваются, и вы никогда не можете уверенно сказать, что с
ним происходит, а говорите: "Не знаю, что и сказать, был отъявленный, сладу с
ним не было, а теперь не нахвалишься" или наоборот: "Был хорош, а теперь сладу с
ним нет".
Если вы возьмете другие случаи компенсации, то будете иметь перед собой
трудного ребенка в полном смысле слова, т. е. будете иметь перед собой такие
черты характера, с которыми педагогам приходится вести длительную борьбу,
которые мешают нормальной вы работке нужных нам специальных установок.

2.


Позволю себе в двух словах остановиться на том, какие способы воздействия
рекомендует такое психологическое понимание трудностей детского характера. Эта
новая система воспитания трудного ребенка нигде не оформилась, не сказала своего
последнего слова, нигде не превратилась в разработанную систему, а попытки
делаются в разных странах, в том числе и у нас. Мне бы хотелось только
проиллюстрировать перед вами психологический принцип, который следует положить в
основу воспитания такого ребенка. Венский педагог А. Фридман называет этот
принцип "методической диалектикой", т. е. подходом, при котором приходится
делать нечто обратное прямой цели, для того чтобы добиться нужного результата.
Фридман рассказывает о нервно возбудимом ребенке, который своими нервными
припадками мог держать всех окружающих в страхе и подчинении. Во время занятий
он подбегает к окну с ранцем и кричит: "Я его выброшу в окно". Учительница
говорит: "Как хочешь", - и ребенок останавливается в недоумении, потому что, как
объясня ет эта учительница, она внешне уступает ребенку, для того чтобы взять
над ним верх, для того чтобы наступать. Учительница понимает, что малыш хочет
вышвырнуть ранец за окно вовсе не потому, что ему так надоели занятия, а потому,
что он хочет ее испуга ть. Своим ответом, как бы уступая ребенку, учительница
сразу в корне подрезает эту реакцию и тем самым ставит его в затруднительное
положение. И всякий такой пример воспитания, всякий такой ход рассчитан на то,
чтобы, понимая психологические корни той или иной реакции или установки ребенка,
внешне приспособиться к его недостатку, а потом взять над ним верх, т. е.
уступить ему для того, чтобы наступать на него. Это Фридман и называет принципом
"методической диалектики". Мы применяем этот принцип вез де, где отказываемся
прямым гнетом подавить ту или иную реакцию ребенка.
Если мы начинаем понимать причины, которые вызвали те или иные трудности,
если мы стали бить по корню, а не по явлению и трудности, которые привели к
плохим чертам характера, используем недостатки для превращения их в хорошие
черты характера - эта сов окупность действий будет называться принципом
методической диалектики. Например, в детской группе имеется
ребенок-дезорганизатор, ребенок, который мешает детям работать, нарушает
дисциплину. Вы пытаетесь воздействовать на этого ребенка следующим образом: вы
предлагаете ему роль организатора в классе, делаете его вожаком группы, и в
группе наступает относительное благополучие. Относительное, потому что такой ход
очень опасен, если вы вовремя не завладеете этим вожаком. Однако, как говорит
Фридман, самое лучшее - поставить вора сторожить твои амбары. Но если вы
ребенка, который стремится к известному положению в группе и выражает это в
срыве занятий, не постав ите в такое положение, тогда это его чувство найдет
выход. Если вы разбиваете его в упрямстве самодержца, он пойдет по тому руслу,
которое для вас выгодно. В этом случае вы получите переключение установки
ребенка или превращение его слабости, его отри цательных черт в плюсы, в
известную силу, в то, что может привести к выработке положительных черт
характера.
Заканчивая с первой проблемой, я хотел бы указать на то, какой острый
психологический интерес представляет собой трудный ребенок, какие здесь
переплетены плюсы и минусы, как здесь одно противоречие владеет другим и как
одни и те же трудности, на котор ые натыкается ребенок, могут способствовать
образованию и положительных и отрицательных сторон характера. Старое наблюдение
говорит о том, что трудновоспитуемые дети нередко даровиты, хотя в этих случаях
приходится сталкиваться с детской ложью, упрямством и т. д. Трудно допустить,
что вся эта психологическая энергия, вся эта установка поведения не могла бы
быть отклонена от тех или иных путей развития и перенаправлена на другие пути. Я
не могу сказать, что эта проблема очень легка, что достаточно ее решить
теоретически, для того чтобы практически все изменить, найти какое-нибудь
средство, когда сразу все развитие ребенка вами будет повернуто слева направо и
наоборот. На деле эта проблема бесконечно трудна, потому что если развитие пошло
по неверному пути, то целый ряд органических и внешних сил и обстоятельств, в
том числе случайных, способствует тому, что развитие пойдет именно в этом
направлении. Целенаправить развитие в высшей степени сложно и трудно. Здесь
нужно очень глубокозахватывающее воздействие. Более или менее внешние средства
часто оказываются очень эффективными, когда речь идет о ребенке, не оказывающем
большого сопротивления. Но все эти средства, прекрасные сами по себе,
оказываются бессильными, когда вы натыкаетесь на страшное сопротивление со
стороны ребенка. А такое сопротивление действительно представляет огромную силу,
и бо упрям ребенок не потому, что он хочет быть упрямым, а потому, что известные
причины, которые определяли развитие его характера, с самого начала вырастили
это упрямство. Перевоспитать такого ребенка - задача очень длительная и сложная,
в подходе к к оторой мы практически начинаем находить только самые общие приемы.

3.


Позвольте остановиться на другой психологической проблеме, очень тесно
связанной с трудной воспитуемостью, на проблеме одаренности. Есть дети, которые
представляют трудность в отношении воспитания из-за тех или иных недостатков
характера, но есть друг ая детская масса, которая представляет трудности в
отношении обучения из-за тех или иных дефектов одаренности, т.е. недостаточности
общего фонда психологического развития, что мешает ребенку учиться в школе и
приобретать те знания, которые приобретают другие дети. Само собой разумеется, я
сейчас беру вопросы только в самых грубых чертах и опускаю смешанные случаи,
потому что труднообучаемый ребенок может быть и трудновоспитуемым: я опускаю
случаи пограничные и те, которые не подходят под указанные рубрики. Проблема
одаренности тоже подвергается ревизии, но гораздо более глубокой, чем проблема
характера. Если в учении о характере мы видим продолжение тех основных двух
линий, которые известны со времен древней психологии, т. е. учения, связывающе
го характер с особенностями организма или с социальными условиями воспитания, то
в проблеме одаренности современная психология производит переворот в полном
смысле этого слова.
Очень трудно систематически изложить проблему одаренности. Я опять-таки
позволю себе, как было и с вопросом о характере, затронуть только одну сторону
проблемы. К вопросу о воспитании и развитии труднообучаемого ребенка
непосредственное отношение имее т вопрос единства или множественности
одаренности. Этот вопрос заключается в следующем: представляет ли одаренность
единую, гомогенную, цельную, единородную сторону, фактор или функцию, или же под
этим общим названием скрываются многие формы. Вопрос э тот пережил много стадий,
и в истории учения об одаренности немного найдется таких обширных глав, как эта.
Позвольте остановиться на том уголке проблемы одаренности, который
непосредственно связан с проблемой трудного ребенка. Все психологические
исследования говорят о том, что одаренность представляет собой не цельную
функцию, а ряд различных функций и фа кторов, которые объединены в одно общее. В
зависимости от этого стоит наше представление об одаренности как об оформленной
функции. В частности, определение "дебильное детство" показывает, что наше
представление об одаренности недостаточно точно. Мы н азывали "дебильным"
ребенка, обладающего отрицательными качествами. Всякий ребенок, трудно
воспринимающий дисциплину, обучение в школе, у нас отмечался как труднообучаемый
ребенок. Измерялась известная функция, скажем внимание, и при этом оказывалось,
что у отсталого ребенка она ниже, чем у нормального. Говорили, чего не хватает
этому отсталому ребенку, но не говорили, что у него есть.
Оказалось, что дети, у которых нарушены; те или иные одинаковые функции,
обладают разными дополнительными возможностями, которых нет у нормальных детей.
Поэтому совершенно прав О. Липманн, когда говорит, что не должно быть ни одного
психолога, который решился бы слабоумного ребенка определить просто как
слабоумного. Психолог не должен этого делать точно так же, как современный врач
не может определить больного только по степени его болезни. Когда к врачу
приводят ребенка, он определяет не только от рицательные, но и положительные
стороны его здоровья, компенсирующие его физическую сущность. Точно так же и
психолог должен дифференцировать детскую отсталость и рассматривать, в чем она
заключается.
Укажу на основные формы комбинаций отсталости и развития таких детей, которые
изучены современными психологами. Должен оговориться, что дело вовсе не
исчерпывается теми формами, о которых я буду говорить. Они должны показать,
какой сложности достигает сейчас проблема психологии отсталого ребенка и как
трудно решить ее только указанием на то, чего не хватает определенному отсталому
ребенку.
Останавливаясь на этой проблеме, прежде всего надо сказать, что огромное
значение сыграло выделение формы детской моторной недостаточности. Разные авторы
стали наблюдать эту особую форму детской отсталости, которую называли
по-разному: моторной дебиль ностью, моторной идиотией и т. д. Но как бы ее ни
называть, сущность ее, очевидно, одна и та же. Перед нами ребенок, у которого
нет очевидного грубого поражения двигательного аппарата, тем не менее этот
ребенок обнаруживает отсталость в характере движ ений, которую можно исследовать
двумя разными путями: или, пользуясь выработанной шкалой, отмечать, какие типы
движений запаздывают в 6, 7, 8, 10 лет, и определять отсталость на 2 - 3 года и
более, или же сопоставлять со шкалой Г. И. Россолимо стороны умственной
одаренности и говорить о том, что у ребенка недостаточна координация левой и
правой рук, так как ребенок, оказывается; трудно комбинирует движения рук, и т.
д. Сломалось прежнее представление о том, что может быть либо интеллектуальная,
либ о моторная отсталость. Чаще всего это идет рука об руку, но иногда, и
довольно часто, моторная отсталость не сопровождается отсталостью
интеллектуальной и, наоборот, интеллектуальная отсталость не обязательно
сопровождается моторной.
Последнее исследование Крюделена (2) в Германии показало, что огромное
большинство детей-дебилов имеют моторную одаренность, стоящую не ниже их
возраста. Этот факт имеет огромное принципиальное значение и для теории детской
отсталости, и для практичес кой работы с детьми: если два звена развития могут
протекать независимо одно от другого, то ясно, что само слово "отсталость"
нуждается в дальнейшем подразделении. Это во-первых. Во-вторых, как показало
исследование, одно звено развития по отношению к другому может представлять
центральное звено компенсации, т. е. у ребенка можно усилить то, чем он
обладает. В зависимости от обстоятельств ребенок будет или усиленно развиваться
в моторном отношении, или, наоборот, у него усилятся его познавательные
возможности, интеллектуальная сторо на развития. Это факт, который для
психологической теории одаренности имеет огромное значение. Проверенный на
большом материале, он поддержал бы положение о том, что тенденция к повышенному
развитию в одних областях предполагает возможность недостаточ ности его в
других, где ребенок наталкивается на трудности. Этот факт подтверждается
статистически. Но если бы мы и не имели здесь дело с определенными
математическими величинами, то психологическое значение указанного факта
нисколько от этого не умен ьшается; важно то, что такое соотношение возможно и
что моторное развитие у отсталых детей приводит к положительным результатам.
Именно на основе этого мы можем объяснить, почему 90% детей, которые не способны
обучаться в массовой школе, могут выполня ть труд, и не в такой элементарной
форме, как труд имбецилов, а участвовать в более сложных формах труда.
Различна и сама интеллектуальная отсталость. Так, говорят о легкой
интеллектуальной отсталости. Здесь сама отсталость и ее компенсация могут
протекать независимо одна от другой и даже переходить в антитезу настолько, что
одно звено представляет собой компенсацию другого, ущербленного звена. Это будет
называться практическим интеллектом. Практическим интеллектом современные
психологи условно называют способность животного или ребенка к разумным
действиям. Исследование В. Келера над обезьяной показало, что способность к
целесообразному действию не обязательно связана со способностью ра зумного
рассуждения. Наблюдения говорят, что ребенок, который в теоретическом отношении
кажется глубоко отсталым, в отношении практического интеллекта, практического
действия оказывается значительно впереди. В области практического
целесообразного дей ствия он продвинулся гораздо дальше, чем в теоретическом
развитии. Липманн применил методику Келера к исследованию имбецилов и нашел, что
при огромной интеллектуальной отсталости их практический разум оказался
значительно выше интеллектуального; целая группа этих детей оказалась способной
к разумному действию. Липманн ставил чрезвычайно интересный опыт: он предлагал
испытуемым разрешить одну и ту же задачу сначала действием, а затем
теоретически. Задача заключалась в том, чтобы снять какой-то предм ет с
качающейся подставки. Когда испытуемый подходил к предмету и пробовал его
достать, результат был один, когда же он начинал рассуждать, характер
рассуждений был иной. Испытуемый не мог теоретически разрешить головоломки,
практически же он прекрасн о ее разрешал. Изучение интеллекта умственно отсталых
детей уже давно показало, что очень часто на практике ребенок бывает гораздо
более находчив, чем в теории, что он умеет целесообразно действовать и гораздо
лучше "думать" руками, чем головой. Некоторые исследования показали, что
практический и теоретический интеллект могут находиться в обратном отношении
друг к другу и что именно из-за недостаточности абстрактног о мышления у ребенка
усиленно развивается практический интеллект, и наоборот.
Позволю себе пояснить это относительно культурного развития. И культурное
развитие, и практический интеллект связаны с использованием культурных способов
мышления, в частности словесного мышления. В последнее время выделена форма
детского мышления, пр оливающая свет на проблему культурного развития, - детская
примитивность как степень минимального культурного развития ребенка. Разрешите
привести пример детской примитивности, заимствованный мною у А. Е. Петровой,
которая исследовала это явление в кл инике М. О. Гуревича. Исследовался ребенок,
глубоко отсталый в приспособительных реакциях. Он побывал во многих детских
учреждениях и оттуда был направлен в психиатрическую больницу с подозрением на
психическое заболевание. В больнице не нашли психиче ского заболевания, и
ребенок попал на исследование в клинику Гуревича. Ребенок-девочка, татарка,
которая в раннем детстве сменила один неокрепший язык на другой, научилась
понимать говоривших на этом языке, но совершенно не была приучена мыслить на
нем. Девочка не привыкла к тому, чтобы на основании одних слов можно было делать
какой-то вывод. Психолог ставит перед ней ряд мыслительных задач, предъявляя их
в одних случаях практически, в других словесно. При постановке практических
задач исследуемая давала положительные результаты. На словесные задачи
реагировала полным непониманием, неумением мыслить. Скажем, этой девочке
говорят: "Моя тетя выше меня, а мой дядя еще выше, чем тетя. Дядя выше меня или
нет?" Девочка отвечает: "Я не знаю. Как я могу сказать, выше ли дядя, когда я
его никогда не видела". И на все вопросы она отвечает таким же образом: раз она
своими глазами не видела, она не может ничего сказать. Она не представляет себе,
что на основе двух словесных положений можно словесным же путем вывести третье
положение. Это для нее невозможно. Ребенок задержан в культурном развитии, в
развитии словесного мышления, но не дебил, хотя внешне похож на дебила: он плохо
рассуждает, дает нелепые ответы, отказывается совершить простую мысли тельную
операцию. Но мы впали бы в грубую ошибку, если бы подумали, что девочка не умеет
сделать вывода на основе практических данных.
Позвольте подвести итог: в области понимания детской одаренности и таких
отрицательных ее сторон, как детская трудная обучаемость и дефективность, сейчас
происходит глубокий пересмотр старых представлений.
Старое представление об одаренности как о единой функции отпадает, и на его
место ставится новое утверждение относительно функциональной сложности ее
отдельных форм. Поэтому я думаю, что правильнее всего закончить эту беседу
указанием на то, какую форму психологического исследования следует избрать при
изучении дебильности. На консультацию приводят ребенка, который, по подозрению
педагогов, является умственно отсталым. Рань ше обычно убедились бы, что ребенок
не дает того, что должен давать, что он не ориентируется в простейших окружающих
условиях, и итог был бы готов. Первое требование, которое ставит теперь
современная психология, заключается в том, что вы никогда не м ожете указать
только характерные минусы этого ребенка, потому что это еще решительно ничего не
говорит о том, что же у этого ребенка есть положительного. Ребенок, скажем, не
обладает известными знаниями, у него нет, например, представления о календаре,
но нам неизвестно определенно, чем он владеет. Сейчас изучение сводится к тому,
что характеристика отсталого ребенка должна быть обязательно двойственной, точно
так же, как современная медицина дает двойственную классификацию туберкулеза: с
одной ст ороны, характеризует стадию развития болезни, а с другой - указывает
степень компенсации процесса. Показатели 1, 2, 3 указывают тяжесть болезни, а А,
В, С - компенсацию болезни. Только соединение данных дает полное представление о
болезни человека, по тому что хотя у одного может быть большее поражение
болезнью, чем у другого, но и компенсация у него большая. У одного может быть
третья стадия туберкулеза, но компенсация такова, что он оказывается
трудоспособным и вполне может работать, а у другого процесс поражения гораздо
меньший" но и компенсация тоже меньшая, и развитие болезни сыграет более
губительную роль.
При изучении аномального ребенка один дефект еще ничего не говорит психологу,
пока вы не обозначите степени компенсации этого дефекта, не покажете, по каким
линиям идет выработка форм поведения, противостоящих дефекту, какова попытка
ребенка компенсир овать те трудности, с которыми он сталкивается. Эта
двойственная характеристика почти всюду стала обычным явлением в практике. На
деле мы имеем по крайней мере тройственный характер дефектов и компенсации. Те,
кому пришлось близко исследовать детей, з нают, как часто у отсталого ребенка
сама по себе та или иная функция, скажем память, оказывается довольно высокой,
но беда в том, что умение владеть ею у ребенка ничтожно. Точно так же и в
отношении девочки-примитива, о которой говорилось в этой беседе. Девочка
рассуждает прекрасно. В ее рассуждениях содержится полный силлогизм, но неумение
включить его в известную словесную цепь рассуждения приводит к тому, что она
кажется глубоко отсталой.
Мы часто встречаем типы, у которых сама по себе органическая основа памяти
очень высока, или незначительно отклонена от среднего уровня, или. превосходит
его, но умение запоминать и использовать это умение для осуществления более
высоких культурных пр оцессов оказывается, ничтожным. Приведу случай,
указывающий на глубоко отсталого ребенка, у которого зрительная память была
развита настолько, что он, не умея читать, оказался способен выполнять такие
опыты: перед ним раскладывали записки с именами довольно большого числа
изображенных на карточках лиц. Записка лежала перед каждым изображением. Затем
записки перемешивались и ребенок по начертанию слов снова раскладывал их так,
как было нужно. И все же, несмотря на колоссальную зрительную память, этот
ребенок не мог научиться читать, потому что запомнить, усвоить буквы, связать их
со звуками и т. д. оказал ось ему не под силу. Способность усвоения у него была
ничтожна.
Возникает новая идея в теперешнем учении - дать двойственную или даже
тройственную характеристику: характеристику практического интеллекта,
практических данных и способов их использования. Одним словом, вместо общего
определения слабоумия пытаются опр еделить, во-первых, в чем оно выражается,
во-вторых, ответить на вопрос, как ребенок сам пытается бороться с этим
явлением, и в-третьих, по какому пути должна пойти школа для борьбы с
недостатками, которыми страдает тот или иной ребенок.
Какие же педагогические выводы диктует новый подход к исследованию? Позволю
показать это на конкретном примере работы вспомогательной школы. Мы прекрасно
знаем, что слабоумные дети отличаются недостаточным развитием абстрактного
мышления и поэтому их обучение опирается на наглядные средства. Однако наглядное
обучение развивает у этого ребенка только наглядное мышление и культивирует его
слабости. Ни один из современных педагогов не оспаривает того, что наглядный
метод обучения может занять во вспо могательной школе основное место, но,
учитывая мыслительную слабость ребенка, необходимо сформировать у него некоторые
основы абстрактного мышления, опираясь на наглядный материал, иначе говоря,
продвинуть вперед общую линию развития умственно отстало го ребенка. В
современной педагогике (даже в странах, наименее склонных к революционной
педагогике) начинает прокладывать дорогу принцип: во вспомогательной школе надо
развивать мышление детей, вырабатывать у них общественные понятия, и делать это
нео бходимо на основе наглядного материала.
Таким образом, если резюмировать практические выводы из сообщенного, то можно
сказать: вся разница между новой и старой практикой заключается не в том, что
новая отрицает старые положения, а в том, что она идет дальше. Если раньше
понимали детскую тру дность только как систему недостатков, то современная
психология пытается указать то, что скрывается за этими минусами, и если старое
воспитание склонялось к тому, чтобы уступать недостатку, следовать за ним, то
теперешнее учитывает недостаток, уступа ет для того, чтобы взять верх над ним и
преодолеть дефект, который сделал ребенка трудновоспитуемым или труднообучаемым.

Moral insanity*


* (В группу беспризорных включаются различные типы детей -правонарушители,


трудновоспитуемые, беспризорные. В общем, состав этой группы довольно полно
охватывает категорию так называемых морально дефективных).

Педагогическая реформа, назревающая в большинстве стран Европы и Америки,


питается в значительной мере психологическими концепциями и теориями. На сходной
психологической основе начинает вызревать в Западной Европе и в Америке
теоретический и практиче ский пересмотр еще одной актуальной для нашей
педагогики проблемы, именно проблемы moral insanity. Это английское название
моральной дефективности выражает в самой крайней форме взгляд на данное
состояние как на органическое заболевание (буквально: мо ральное безумие, или
помешательство). Под понятие moral insanity подводились все дети, которые в
поведении проявляли аморальность, нарушали моральные общепринятые нормы; сюда
социологической, психологической, психопатологической, педагогической.
В работах П. П. Блонского, А. Б. Залкинда и других было показано, что
морально дефективный ребенок-ребенок не с врожденным органическим недостатком,
но выбитый из социальной колеи; причины моральной дефективности следует искать
не в ребенке, а вне его - в социально-экономических и культурно-педагогических
условиях, в которых рос и развивался ребенок. В других условиях, благоприятных
для детского развития, в другой среде трудный ребенок очень быстро утрачивает
черты моральной дефективности я станови тся на новый путь. Проблема moral
insanity поставлена и решена у нас как проблема среды; оздоровление среды
сделалось основой воспитательной практики в этой области. В последние годы
европейская научная и педагогическая мысль подходит к та кому же пониманию этой
проблемы. На первом немецком конгрессе по лечебной педагогике (1922) в докладе
"Психопатия и беспризорность" на основании исследования значительного детского
материала сделан вывод, что психопатичность играет незначительную роль среди
факторов и причин детской беспризорности, правонарушений и пр. Среди
исследованных детей не нашли такой группы характеров, которая бы сама по себе,
вследствие психопатии, была предопределена и обречена на беспризорность. Только
о детях, число которых ничтожно, делается осторожная оговорка.
На том же конгрессе в чисто теоретическом докладе "О дефектах воли с точки
зрения нормальной психологии" впервые со всей решительностью отвергается
концепция moral insanity как душевной болезни. Докладчик говорил, что всякий
раз, когда речь идет о нед остатке воли, выражающемся в выпадении тех или иных
ценностей или оценок, например мотивов поведения, причину надо искать не во
врожденном дефекте воли или извращении отдельных функций, но в среде и
воспитании, которые не установили требуемых оценок. Докладчик отмечал, что moral
insanity следует понимать не как извращение чувств, но гораздо проще - как
недостаток нравственного воспитания индивида. По мнению докладчика, иногда не
стали бы выдавать эти проявления за душевную болезнь, если бы состави ли сводку
всех тех выпадений "мотивов ценности", которые встречаются у нормальных людей.
Один "невосприимчив" к эстетическим ценностям, другой к общественным и т. д., т.
е. каждый индивид имеет свою moral insanity. В последнее время (1927) в защиту
по добного же понимания этической дефективности выступил М. Вертгаймер, один из
основоположников популярного в современной психологии направления - структурной
психологии. Это психологическое течение исходит из целостного понимания
психической жизни и пс ихического развития. Психологическое явление представляет
всегда, согласно этому взгляду, не простую сумму отдельных частей или составных
элементов, но единое целое, имеющее свои закономерности и свойства, не выводимые
из законов и свойств элементов. Это целое определяет свои части, а не наоборот;
это целое, по типу которого строится всякий психический процесс, называют
образом или структурой (Gestalt). Поэтому при изучении следует исходить от
целого, а не от частей.
Теория целостного подхода к изучению психологии привела ее сторонников к
необходимости понимать ребенка в связи со средой.
Напомним, что и у нас принципом целостного подхода мотивировалось требование
изучать ребенка, не отрывая его от среды, в которой он растет и развивается. В
частности, подобного же подхода к морально дефективному ребенку придерживается
проф. С. С. Моложавый2, и другие. Ребенок, принадлежащий к определенному
психопатическому типу, говорит Моложавый, проявляет грубость, небрежность,
эгоизм, направленность всех интересов на удовлетворение элементарных
потребностей, неинтеллигентность, мало живости, пониженную чувствительность к
болевым раздражениям и т. д. В этом видят черты этической дефективности, или
moral insanity, которые с рождения обрекают ребенка на асоциальное поведение. И
это кажется правдоподобным, если рассматривать поступки ребенка в отдельности,
сводить их в те или иные "свойства", а из свойств составлять характер.
Опыты с перемещением таких детей в другую, лучшую среду показывают, что в
новом целом все свойства нередко приобретают совсем иной вид, дети становятся
мягкими, любезными, живыми, уживчивыми. Часто оказывается, что мы имели дело с
детьми, у которых ос обо повышенная чувствительность, а наблюдавшееся понижение
чувствительности есть не что иное, как защитная реакция, самооборона,
биологический защитный панцирь против болезненных воздействий среды.
Советские психологи и педагоги с чувством удовлетворения отметят назревающий
за границей пересмотр учения о моральной дефективности и увидят в этом еще одно
доказательство правильности того пути, на который встала в этом вопросе наша
педагогика, - пути, намеченного в резолюциях II съезда по социально-правовой
охране несовершеннолетних (1924): деление ребят на нормальных, сказано в этих
резолюциях, морально дефективных, этически дефективных, этически отсталых и т.
д. съезд признает недопустимым. Ос тановиться на этом перекрестке советской и
иностранной педагогике нужно, однако, не только для того, чтобы почерпнуть новое
научное подтверждение давно нами принятого и проводимого в жизнь решения, но и
для того, чтобы сравнить свой опыт с иностранным, проверить себя чужим примером
и опытом, что столь необходимо для закрепления революционной реформы и
постановки собственной научной работы.

К вопросу о динамике детского характера


1.


В психологической теории и в педагогической практике самая постановка вопроса
не оставляла места для учения о детском характере, о развитии и процессе его
становления. К этому вопросу подходили статически и рассматривали характер как
устойчивую и пост оянную величину, всегда равную самой себе, наличную и данную.
Характер понимали как статус, а не как процесс, как состояние, а не как
становление. Классическую формулу этого традиционного воззрения дал Т. Рибо,
выдвинувший два условия, необходимых и д остаточных для того, чтобы установить
понятие характера: единство и стабильность, под которыми он подразумевал
единство во времени. Истинный признак характера, по Рибо, то, что он появляется
в раннем детстве и остается постоянным в течение жизни; наст оящий характер
врожден.
В последнее время статический взгляд на характер нашел законченное и полное
выражение в теории Э. Кречмера, который рассматривает характер в связи со
строением тела, как психическую конструкцию наряду с соматической. И та и
другая, т. е. строение тела и характер, определяются, по его мнению, в конечном
счете врожденной эндокринной системой. Кречмер различает два больших сложных
биотипа, из которых (в самых различных степенях смешения) образуется великое
множество нормальных оттенков темперамента (1 930) - шизотимический и
циклотимический типы характера, стоящие в связи с двумя основными типами
душевных болезней: шизофренией и маниакально-депрессивным психозом
(циркулярным). Это учение, как справедливо указывает А. Б. Залкинд, оказывает
сильное д авление на детскую психологию (1926).
Продолжение и развитие, или, вернее, перенесение точки зрения Кречмера в
науку о ребенке, находим у П. П. Блонского. "Одной из заслуг Кречмера
является,-говорит он,- установление связи между строением тела и характером... Я
иду дальше и утверждаю, что темпераменты-отличия не только индивидов, но и
возрастов. В частности, молочно-зубному детству присущ циклотимический
темперамент" (1925, с.182). Подросток сменяет циклотимический темперамент на
шизоидный (там же, с. 227). Изменение, которое претерпевает статическая
концепция характера при перенесении ее на ребенка, сказывается только в том, что
на месте единого, фатально обусловленного эндокринной системой типа характера
ставится последовательная смена одного типа другим. Самый принцип стабильности,
провозглашенный Рибо, остается при этом неприкосновенным. Тип характера
оказывается только закрепленном за известной возрастной ступенью, а не за
установившейся конституцией. Ряд стабильных типов, которые после довательно
проходит ребенок, есть все же статический, а не динамический ряд. И это -
основная черта того или другого учения, как, впрочем, и большинства
характерологических учений. Эту черту, как мы указывали, А. Б. Залкинд
справедливо называет абсолю тным биологическим статизмом в подходе к характеру
(1926). "... Развитие человеческого характера, - оценивает он эту черту, - есть
лишь пассивное развертывание того основного биологического типа, который
врожденно присущ человеку" (там же, с. 174).
Кречмеровская схема не годится для возрастного деления характерологических
черт. Однако это все же не мешает пытаться выявить для каждого этапа развития
свое преобладающее, специфическое содержание. Это специфическое содержание не
вкладывается сейчас ни в одну из существующих характерологических систем, оно
чрезвычайно изменяется под влиянием среды, вот почему опасно приклеивать к
системам при данном состоянии науки жесткие "паспорта". Несовершенство этой
точки зрения, как и всякой статической, а не динамической, в том, что она
бессильна разрешить вопросы происхождения, развития, течения и вынуждена
ограничиться констатированием, собиранием, обобщением и классификацией
эмпирических данных, не зная истинной природы изучаемых явлений. "...Если бы
форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука
была бы излишня..."- писал К. Маркс (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II,
с. 384). Поэтому точка зрения, довольствующаяся формой "проявления вещей", т. е.
одними эмпир ическими данными без анализа их "сущности", есть ненаучная точка
зрения. Такая теория всегда роковым образом начинает с конца. Напрасно поэтому
характерология от Гиппократа (2) и до Кречмера бьется над классификацией как над
основной проблемой характе ра. Классификация только тогда может быть научно
состоятельной и плодотворной, когда она основана на существенном признаке
разносимых по отдельным классам явлений, т. е. когда она заранее предполагает
знание сущности явлений. Иначе классификация по не обходимости будет
схоластическим распределением эмпирических данных. И таковы именно почти все
классификации характеров. Но "сущность вещей" есть диалектика вещей, и она
раскрывается в динамике, в процессе движения, изменения, становления и
уничтожения, в изучении генеза и развития.
Характерология - историческая и современная - напоминает состояние
биологических наук до Ч. Дарвина. Научная мысль пыталась учесть и упорядочить,
внести систему и смысл в огромное многообразие растительных и животных форм, но
она не владела ключом к постижению этого многообразия; она принимала его как
факт, как данное, как непреложное свидетельство сотворения всег о сущего. Ключ к
биологии оказался в эволюции, в идее естественного развития живых форм. Так же,
как биология началась с происхождения видов, психология должна начинаться с
происхождения индивидов. Ключ к происхождению индивидов - условный рефлекс. Ес
ли Дарвин дал биологию видов, то И. П. Павлов дает биологию индивидов, биологию
личности. Механизм условного рефлекса раскрывает динамику личности, показывает,
что личность возникает на основе организма как сложная надстройка, создаваемая
внешними усл овиями индивидуальной жизни. Именно это учение окончательно
разрешает давнишний спор между нативизмом и эмпиризмом. Оно показывает, что все
в личности построено на родовой, врожденной основе и вместе с тем все в ней
надорганично, условно, т. е. социал ьно.
Учение об условных рефлексах не просто воздает богу богово и кесарево кесарю.
Оно показывает, что движущий, динамический, толкающий развитие, вызывающий
изменения момент заложен именно в условиях, перестраивающих наследственный опыт.
Врожденная реакция - только материал, судьба которого зависит от формирующих
условий, в которых ему суждено проявиться. На врожденной основе может быть
создано бесконечно многое и разное. Едва ли можно найти лучшую иллюстрацию для
доказательства почти абсолютной перев оспитуемости человеческой природы, чем
условный слюнный рефлекс на разрушительное, болевое раздражение сильным
электрическим током. Поставленная в соответствующие условия, т. е.
подкармливаемая во время болевого раздражения, собака начинает отвечать н а
наносимые ей ожоги и раны положительной реакцией, которая на языке субъективной
психологии называется радостным ожиданием, а на языке объективной психологии
-пищевым рефлексом. Собака не только не обороняется от боли, но тянется к ней.
Присутствовав ший на этих опытах Ч. Шеррингтон, как сообщает Ж. Бон, воскликнул:
"Теперь я понимаю радость мучеников, с которою они всходили на костер" (цит. по
кн.: Ю. П. Фролов, 1925, с. 155). Так биологическое через социальные факторы
переплавляется в социальное; биологическое, органическое - в личное;
"естественное", "абсолютное", безусловное - в условное. Это и есть собственный
материал психологии Ч. Шеррингтон увидел в опыте с собакой огромную
психологическую перспективу - ключ к разгадке происхождения высших форм
человеческой психики. Он сказал в сущности то, что для нашей темы может быть
переведено и истолковано следующим образом: чтобы поня ть характер мученика, с
радостью всходящего на костер, надо спросить, из каких условий с необходимостью
возник этот характер, что заставляет мученика радоваться, какова история, т. е.
динамика, условность (или обусловленность), этой радости. Характер условен (или
обусловлен); такова его динамическая формула. Статически характер равен сумме
известных основных признаков личности и поведения; он есть поперечный разрез л
ичности, ее неизменный статус, ее наличное состояние. Понять характер
динамически - значит перевести его на язык основных целевых установок в
социальной среде, понять его в борьбе за преодоление препятствий, в
необходимости его возникновения и разверт ывания, во внутренней логике его
развития.

2.


Логика развития характера та же, что и логика всякого развития. Все, что
развивается, развивается по необходимости. Ничто не совершенствуется и не идет
вперед из внутреннего "витального порыва", о котором говорит философия А.
Бергсона (3). Было бы чуд ом, если бы характер развивался не под давлением
необходимости, которая вынуждает и толкает его к развитию. В какой же
необходимости заложены движущие силы развития характера? На этот вопрос
существует только один ответ: в той, которая является основн ой и определяющей
необходимостью всей человеческой жизни, - в необходимости жить в исторической
социальной среде и перестраивать все органические функции в согласии с
требованиями, предъявляемыми этой средой. Только в качестве определенной
социальной единицы может существовать и функционировать человеческий организм.
Это положение взято за исходную точку в системе индивидуальной психологии
(социальной психологии личности) А. Адлера. Мы оставим здесь в стороне вопрос об
отношении этого учения к марксистской философии, как вопрос сложный, спорный и,
главное, требующ ий особого и специального исследования. Основные философские
позиции Адлера искажены метафизическими элементами. Характерологический интерес
представляет лишь практика Адлера. С полным основанием Адлер называет это учение
позиционной психологией в глу бочайшем смысле слова, в отличие от
диспозиционной: первая исходит в психологическом развитии из социальной позиции
личности, вторая - из органической диспозиции, т. е. предрасположения. Здесь
понятию характера возвращается его первоначальный смысл. " Характер" значит
по-гречески "чекан".
Характер и есть социальный чекан личности. Он есть отвердевшее,
откристаллизовавшееся типическое поведение личности в борьбе за социальную
позицию. Он есть отложение основной линии, лейтлинии жизни, бессознательного
жизненного плана, единого жизненног о направления всех психологических актов и
функций. В связи с этим для психолога становится обязательным понимание как
каждого психологического акта, так и характера человека в целом не только в
связи с прошлым личности, но и с ее будущим. Это можно н азвать финальной
направленностью нашего поведения. Как кадр в фильме, изображающий один момент
движения, непонятен без последующих моментов, вне движения в целом, как
траектория пули определена конечной точкой или прицелом, так точно всякий
поступок и всякая черта характера вызывают вопросы: на что они направлены? Куда
целят? Во что превратятся? К чему тяготеют? В сущности это понимание
психологических явлений не только из прошлого, но и из будущего не означает
ничего другого, кроме диалектического требования - принимать явления в вечном
движении, вскрывать в явлениях их тенденцию, их будущее, детерминированное их
настоящим. Как в сфере истории мы никогда не поймем до конца сущности
капиталистического строя, если возьмем его статически, вне тенденции его
развития, вне его нео бходимой связи с будущим строем, зреющим в его недрах, так
в сфере психологии мы никогда не поймем до конца человеческой личности, если
будем рассматривать ее статически, как сумму проявлений, поступков и т. п., без
единого жизненного плана этой лично сти, ее лейтлинии, превращающей историю
жизни человека из ряда бессвязных и разрозненных эпизодов в связный единый
биографический процесс.

3.


Ни одно инстинктивное действие животного не может быть понято и истолковано
нами, если мы не знаем его финала, его "цели", точки, на которую оно направлено.
Представьте себе поведение животного перед половым соединением. Оно может быть
понято только в зятое в целом, только исходя из заключительного акта, последнего
звена, на которое направлены все предшествующие звенья этой цепи. Движения
тигра, подстерегающего добычу, будут совершенно бессмысленны, если мы не будем
иметь в виду последнего акта это й драмы, когда тигр пожирает добычу. Мы могли
бы опуститься по эволюционной лестнице к самым низшим органическим функциям и
везде нашли бы эту же особенность: финальный характер, конечную направленность
биологической реакции. Если зубы животного разже вывают и перемалывают пищу, это
может быть понято только в связи с тем, что пища будет переварена и усвоена
организмом, т. е. в связи со всем процессом пищеварения и питания. То, что
обычно условно называется имманентной телеологией организма, т. е. т от
методологический принцип, согласно которому мы рассматриваем части живого тела
как органы, а деятельность их как органические функции, получающие свое значение
и смысл только в отношении к организму в целом, есть в сущности
общебиологическая формул ировка той же идеи.
Таким образом, финальный характер психологических актов, их направленность на
будущее выступают уже в самых элементарных формах поведения. Как мы видели, ни
одно инстинктивное действие не может быть понято до конца без рассмотрения в
перспективе будущ его. Этот фундаментальный факт И. П. Павлов закрепил в
гениальном термине - "рефлекс цели". Изучая самые простые и основные виды
деятельности нервной системы, с которыми животное родится, Павлов пришел к
заключению, что должен быть установлен особый безусловный рефлекс-рефлекс цели.
Этим с первого взгляда парадоксальным термином Павлов подчеркивает особенность
этого рефлекса: он направлен на достижение "цели", т. е. может быть понят только
из будущего, и вместе с тем этот вид деятельности не есть какое-либо исключение,
а самый обычный р ефлекс. Именно поэтому Павлов заменяет в этом случае термин
"инстинкт" и предпочитает "рефлекс"; "...В нем отчетливее идея детерминизма,
бесспорнее связь раздражителя с аффектом, причины со следствием" (1951, с. 306).
Любопытно, что Адлер, поясняя идею о направленности поведения на будущее,
ссылается на опыты Павлова с воспитанием условного сигнального рефлекса (A.
Adler, 1927). И столь же любопытно, что Павлов указывает на сходный с учением о
компенсации механизм рефлекса цели. В этом рефлексе он видит "важнейший фактор
жизни", особенно необходимый в капитальнейшей области - в воспитании. Механизм
образования рефлекса цели из наличия препятствий был установлен в психологии
Павлова и Адлера. Т. Липпс назвал его законом запруды и видел в нем общий закон
психической деятельности, заключающийся в том, что энергия концентрируется в
данном пункте, повышается и может преодолеть задержку, а может пойти и окольным
путем. Здесь уже содержится идея компенсации. Всякое стремление вообще Липпс
объяснял действием этого закона, он считал, что любая целесообразная
деятельность совершается по путям предшествующего бесцельного или
автоматического события тогда, когда возникает препятствие. Только благодаря
запруде, задерж ке, препятствию и становится возможной "цель" для других
психических процессов. Точка перерыва, нарушения одной какой-нибудь
автоматически действующей функции и становится "целью" для других функций,
направленных к этой точке и потому имеющих вид целе сообразной деятельности.
Таким образом, "цель" дана заранее и в сущности является только по видимости
целью, на деле же - первопричиной всякого развития.
Динамическая теория не может ограничиться констатированием факта
существования рефлекса цели, факта фатальной направо ленности психики. Она хочет
знать, как возникает целевой рефлекс, какова причинная обусловленность и
детерминированность тех форм пов едения, которые направлены на будущее. Ответ на
этот вопрос заключается в формуле Павлова о существовании препятствий.
Существование препятствий (как показала психология еще до Павлова) есть не
только главное условие достижения цели, но и непременное условие самого
возникновения и существования цели.
Два основных психологических положения, на которые опирается динамическая
теория характера, - объяснение психической установки из будущего и принцип
компенсации в развитии психики - оказываются, таким образом, внутренне
связанными; одно в сущности является динамическим продолжением другого.
Существование препятствий создает "цель" для психических актов, т. е. вводит в
развитие психики перспективу будущего, а наличие это й "цели" создает стимул для
стремлений к компенсации. Это два момента одного и того же психодинамического
процесса. Заметим, кстати, для полного понимания внутренней логики развиваемых
здесь взглядов, что третье основное положение, на которое мы опира емся -
принцип социальной обусловленности процессов развития, - также внутренне связано
с двумя остальными и составляет в причинном ряду первый, все определяющий, а в
обращенно-причинном или целевом-конечный, или финальный, момент все того же
единого процесса-развития из необходимости.
Социальные условия, в которые должен врастать ребенок, и составляют, с одной
стороны, всю ту область неприспособленности ребенка, из которой исходят
творческие силы его развития; существование препятствий, толкающих ребенка к
развитию, коренится в усл овиях социальной среды, в которую должен войти
ребенок; с другой стороны, на достижение необходимого социального уровня
направлено все развитие ребенка. Здесь начало и конец, альфа и омега.
Хронологически все три момента этого процесса можно изобразит ь так: 1)
неприспособленность ребенка к социально-культурной среде создает мощные
препятствия на пути роста его психики (принцип социальной обусловленности
развития); 2) эти препятствия служат стимулом для компенсаторного развития;
становятся его целе вой точкой и направляют весь процесс (принцип перспективы
будущего); 3) наличие препятствий повышает и заставляет совершенствоваться
функции и приводит к преодолению этих препятствий, а значит, к приспособленности
(принцип компенсации). То, что отноше ния личности к среде стоят в начале (1) и
в конце (3) процесса, придает ему замкнутую, круговую форму и позволяет
рассматривать его в прямом (причинном) и обращенном (целевом) аспекте.

4.


Но если мы знаем, как из слабости возникает сила, из недостатков -
способности, то мы держим в своих руках ключ к проблеме детской одаренности.
Динамическая теория одаренности есть, конечно, дело будущего; до сих пор, да и
сейчас еще, проблема эта раз решается чисто статически. Исследователь подходит к
детской одаренности как к факту, к данности и задается только одним вопросом:
"Сколько баллов?" Его интересует только балл, но не стихия одаренности. В
динамической теории детского характера даны пре дпосылки для создания нового,
диалектического учения о плюс- и минус-одаренности, т. е. о детской
талантливости и дефективности. Прежняя атомистическая и количественная точка
зрения сразу же обнаруживает полную теоретическую несостоятельность. Представим
себе человека с плохой памятью. Предположим, что он знает об этом, и
исследование показало плохое запоминание бессмысленных слогов. По
установившемуся в психологии usus'у, который теперь следовало бы назвать
abusus'ом, мы должны были бы сделать вывод, что человек этот страдает
недостатком способности к запоминанию из-за наследственности или болезни. Строго
говоря, обычно при таком способе исследования в выводе содержится то, что
другими словами бы ло выражено уже в посылке, например в данном случае: если у
кого-либо плохая память или кто-либо запоминает мало слов" то он обладает малой
способностью запоминания... Вопрос должен быть задан иначе: "На что нацелена
слабость памяти? Для чего это нужн о?" Эту цель мы можем установить только из
интимного знания всего индивида, так что понимание этой части возникает у нас из
понимания целого.
Динамическая точка зрения позволяет рассматривать одаренность и дефективность
как два различных исхода одного и того же процесса компенсации. Было бы,
конечно, научно неоправданным оптимизмом предполагать, будто одного наличия
дефекта или недостаточно сти довольно для компенсации, для превращения дефекта в
талант. Сверхкомпенсация была бы волшебным, а не биологическим процессом, если
бы она всякий недостаток обращала в достоинство, независимо от
внутриорганических и внешних условий, в которых проте кает этот процесс. Нельзя
представить эту идею в более карикатурном и неверном свете, чем довести ее до
абсурда и сказать, что всякий дефект обеспечивает высокое развитие. Было бы
очень легко жить, если бы это было так. Но на деле компенсация есть бор ьба, и,
как всякая борьба, она может иметь два полярных исхода - победу и поражение. Как
всякая борьба, она ставит исход в зависимость от относительной силы борющихся,
сторон. В данном случае он зависит от размеров дефекта и от богатства
компенсаторно го фонда, т. е. резервных сил организма. Если компенсация удалась
- перед нами картина детского полноценного или даже сверхценного развития
одаренности, талантливости. Если компенсация не удалась - перед нами пониженное,
неполноценное, задержанное, ис кривленное развитие. Один полюс этого процесса
упирается в гениальность, другой - в невроз. Невроз, бегство в болезнь, полная
асоциальность психологической позиции свидетельствуют о фиктивной цели,
направляющей весь жизненный план по ложному пути и искривляющей лейтлинию жизни
и характер ребенка. Неудавшаяся компенсация превращается в защитн ую борьбу при
помощи болезни; побежденный защищается своей слабостью. Между этими двумя
полюсами, крайними случаями располагаются все степени компенсации - от
минимальной до максимальной. Это и есть та наиболее часто констатируемая нами и
встречающаяс я в практике детская одаренность, к которой мы так привыкли.
Новизна динамического подхода сказывается не в изменении количественной оценки
одаренности и ее специальных видов, а в отказе приписывать этой оценке
самодовлеющее значение. Сам по себе дефект еще ничего не говорит о развитии в
целом. Ребенок с тем или иным дефектом еще не есть дефективный ребенок. Вместе с
дефектом даны стимулы для его преодоления. Развитие одаренности, как и развитие
характера, идет диалектически и движется противоречием.

5.


Внутреннее противоречие направляет развитие характера по линии
"психофизического контраста", как условно обозначает Адлер противоположность
органической недостаточности и психической компенсации. З. Фрейд выдвинул
известный тезис о характерологической триаде (аккуратность, скупость, упрямство)
и о связи ее с анальной эротикой. Или другой тезис: "Субъекты, страдавшие
недержанием мочи, отличаются непомерным пламенным честолюбием" (3. Фрейд, 1923,
с. 23). "...Внутренняя необходимость подобной связи яв лений..." (там же, с. 20)
далеко не до конца ясна и понятна и самому автору этой теории. Мы вправе
спросить, какое значение для будущей жизни могут иметь эти черты характера.
Какая связь между этой триадой и анальной эротикой? Почему на всю жизнь пове
дение определяется этой чертой, что помогает ей не атрофироваться, что питает
ее? Для чего она нужна в системе психологических функций личности? Напротив,
если нам показывают, как из детской неполноценности слуховой функции (пониженный
слух) развивает ся путем реактивных образований и компенсаций повышенная
Чуткость, подозрительность, тревожность, любопытство и т. п. функций,
стремящиеся компенсировать дефект, создать над ним психологическую защитную
надстройку, для нас становится осмысленной и пон ятной логика характера, его
социально-психологическая закономерность.
Для Фрейда в особенностях характера раскрываются "неизменно продолжающие свое
существование первичные влечения", характер коренится в отдаленном прошлом. Для
Адлера характер - обращенная к будущему сторона личности. Как в толковании
сновидений Фрейд и сходит из остатков вчерашнего дня и отдаленных детских
переживаний, а Адлер из того, что сновидение есть военная разведка, прощупывание
будущего, подготовка к будущим действиям, так точно, в учении о структуре
личности, о характере новое учение вводит глубочайше ценную для психолога
перспективу будущего. Оно освобождает нас от власти консервативных, обращенных
назад теорий. В самом деле, для Фрейда человек, как каторжник к тачке, прикован
к своему прошлому. Вся жизнь определяется в раннем детстве из элементарных
комбинаций и вся без остатка сводится к изживанию детских конфликтов. Остается
непонятным, почему все последующие конфликты, травмы, переживания только
наслаиваются на инфантильные, составляющие ствол и стержень всей жизни. В новом
учении революционная перспектива будущего позволяет понять развитие и жизнь
личности как единый процесс, стремящийся вперед и с объективной необходимостью
направленный к конечной точке, к фина лу, намеченному требованиями социального
бытия.
Психологическая перспектива будущего и есть теоретическая возможность
воспитания. Ребенок по своей природе всегда оказывается неполноценным в обществе
взрослых; его позиция с самого начала дает повод для развития у него чувств
слабости, неуверенности и затрудненности. Ребенок долгие годы остается
неприспособленным к самостоятельному существованию, и в этой
неприспособленности, неудобстве детства лежит корень его развития. Детство и
есть пора неполноценности и компенсации по преимуществу, т. е. зав оевания
позиции по отношению к социальному целому. В процессе этого завоевания человек
как определенный биотип превращается в человека как социотип, животный организм
становится человеческой личностью. Общественное овладение этим естественным
процессо м и называется воспитанием. Оно было бы невозможно, если бы в самом
естественном процессе развития и формирования ребенка не была заложена
перспектива будущего, определенная требованиями общественного бытия. Самая
возможность единого плана в воспитани и, установка его на будущее
свидетельствуют о наличии такого плана в процессе развития, которым стремится
овладеть воспитание. В сущности это означает только одно: развитие и
формирование ребенка есть социально направленный процесс. О. Рюле говорит пр о
эту жизненную линию: "Это - его (ребенка.-Л. В.) нить Ариадны, ведущая его к
цели. Поскольку с течением времени все душевные функции протекают в избранном
направлении, все душевные процессы получают свое типичное выражение - постольку
образуется сум ма тактических приемов, устремлений и способностей, которые
покрывают собой и очерчивают определившийся жизненный план. Вот это мы и
называем характером" (1926, с. 12).
На этом пути были сделаны многие важные открытия науки о ребенке. Так, К.
Гроос (4), вопреки С. Холлу (5) и биогенетической теории, в своих замечательных,
ставших классическими исследованиях показал, что игра как основная форма
естественного воспитания животного и человеческого ребенка может быть постигнута
и объяснена не из ее связи с прошлым, а из ее направленности на будущее. Игра
для него возникает из недостаточности прирожденных реакций для выполнения
сложных жизненных задач, т. е. из неприсп особленности; детство есть
биологическая пора "приобретения приспособлений, необходимых для жизни, но не
развивающихся непосредственно из прирожденных реакций" (1916, с. 71), ,т. е.
пора компенсации недостаточности; игра и есть естественное самовоспит ание
ребенка, упражнение для будущего. В последнее время выдвигается и все более
укрепляется новая точка зрения на психологическую природу упражнения, которая в
сущности развивает дальше идею Грооса. Согласно этому взгляду, упражнение
вообще, важнейшая в процессе развития и воспитания" в процессе выработки
личности функция, есть процесс компенсации.
Только в свете теории игры Грооса и новой теории упражнения может быть
по-настоящему понято и оценено значение детского движения и его воспитательный
смысл. Детское движение (в некоторых компонентах) должно рассматриваться как
опыт рационализации и ор ганизации массовой детской игры в интернациональном
масштабе, игры революционной эпохи, которая, как всякая игра, готовит ребенка к
будущему, закладывает основные линии его будущего поведения. Самая идея и
практика такой игры были бы невозможны, если бы развитие личности было пассивным
развертыванием врожденных первичных влечений. Идея сознательно вытянуть всю
человеческую жизнь с самого детства в одну сплошную нить и направить ее по
единой прямой линии, вычерченной историей, может быть состоятель на только при
том условии, что характеры не рождаются, а создаются. Не развертывание, а
выработка -правильное название процесса возникновения характера. Именно эта
точка зрения дает ключ к пониманию личности в социальном аспекте, ключ к
пониманию клас сового характера - не в условно-метафорическом смысле, а в
реально-конкретном смысле классового отпечатка на биологической структуре
личности. Как на основной недостаток статических теорий характера А. Б. Залкинд
указывает на противоречие, в которое э ти теории вступают с тем фундаментальным
фактом, что каждый человек есть не только биологическая, но и историческая
единица и несет в своем характере исторические черты.
"Может ли классовое положение (позиция эксплуататорства. или
эксплуатируемости), историческая эпоха (революция, реакция) толкать к тому или
иному типу... характера?" (А. Б. Залкинд, 1926, с. 178). В этом вопросе резко
намечена та черта, которая раздел яет два разных способа постигать характер.
Один способ-видеть в характере биологический фатум, другой- видеть в характере
историческую форму личности. Первый взгляд сказался в известном тезисе Г.
Компейрэ, рассматривавшего характер как готовую и сложи вшуюся к моменту
рождения совокупность признаков: "Не впадая в парадокс, - говорит он, - можно
сказать, что ребенок, который впоследствии будет прилежным, проявляет эту
наклонность в той манере, с которой он схватывает и держит рожок" (по кн.:
Душевная жизнь ребенка, 1916, с. 261). Иначе говоря, характер рождается вместе с
человеком и дан уже в манере новорожденного схватывать и держать рожок. В
противоположность этому Гроос видит огромное биологическое значение игры как
естественного воспитания в ее способности вести нас от унаследованной природы к
новой, "приобретаемой" природе человека, или, "применяя здесь в известном смысле
старое выражение,-от старого Адама вести человека к новому Адаму..." (К. Гроос,
1916, с. 72). Но характер и есть новый Адам, новая вторая природа человека.

* * *

В последние годы учение Адлера, особенно в его прикладной и практически
педагогической части, оказывает большое влияние на теорию и практику социального
воспитания в Германии и Австрии. Педагогика является важнейшей областью этого
психологического уче ния. По словам О. Ф. Канитца, учение это уже потому имеет
большое значение для социалистического рабочего движения, что выдвигает на
первый план значение среды и воспитания. "Оно дает психологическое обоснование
словам Маркса: наше общественное бытие определяет наше сознание" (О. F. Kanitz,
1926, с. 165). Канитц особенно настаивает на том, что практические выводы из
учения Адлера, приложение этой теории к воспитанию вступают в противоречие с
капиталистическим строем и его культурной средой. "Одним словом, индивидуальная
психология, превращенная в практику, расшатывает рамки капиталистического
общественного порядка. И таким образом буржуазный психолог этого направления
Как уже сказано, мы оставляем в стороне сложный вопрос о взаимоотношении
индивидуальной психологии и марксизма. Однако мы считаем нужным указать на
наличие двух полярных тенденций внутри этого учения, для того чтобы осветить
фактическое состояние вопр оса.
Учение А. Адлера опирается на смешанный и сложный философский фундамент. С
одной стороны, он утверждает, что идеи К. Маркса больше, чем чьи-либо другие,
могут иметь значение для индивидуальной психологии. С другой - он жадно
впитывает идеи А. Бергсона, В. Штерна и других идеалистов и отмечает совпадение
многих своих идей с основными пунктами их философии. Со всей справедливостью
Адлер говорит, что ни в его намерения, ни в его задачи не входило установление
отношения индивидуальной психологии к фил ософии. Прав Адлер, пытающийся дать
гносеологическое обоснование этой теории, когда говорит, что отдельные элементы
этого учения находятся в связи, найденной чисто эмпирическим путем, т. е. что у
этой теории нет еще своей философско-последовательной м етодологии.
Именно поэтому она вбирает в себя философские элементы самого непримиримого
характера. Вся современная психология переживает кризис, смысл которого
заключается в том, что существует не одна, но две психологии. Они до сих пор еще
разрабатываются вместе: психология естественнонаучная, материалистическая и
психология идеалистическая, телеологическая. Эта идея осознана современной
психологией в трудах Ф. Брентано, Г. Мюнстерберга, В. Дильтея, Э. Гуссерля, П.
Наторпа и многих друг ах. Психология Адлера, как и все в современной психологии,
содержит в себе в нерасчлененном виде начатки и принципы этих двух совершенно
непримиримых и полярных научных систем. Отсюда - методологическая борьба внутри
этого направления и попытки оформи ть его методологически при помощи одной или
другой системы. <...>

Дефектология и учение о развитии и воспитании ненормального ребенка.


В настоящее время речь идет о том, чтобы пробиться из биологического пленения


психологии: в область исторической, человеческой психологии. Слово "социальное"
в применении к нашему предмету имеет большое значение. Прежде всего в самом
широком смысле эт ого слова оно обозначает то, что все культурное является
социальным. Культура и есть продукт социальной жизни и общественной деятельности
человека, я потому самая постановка проблемы культурного развития уже вводит нас
непосредственно в социальный пла н развития. Далее, можно было бы указать на то,
что знак, находящийся вне организма, как и орудие, отделен от личности и
является по существу общественным органом или социальным средством. Еще далее мы
могли бы сказать, что все высшие функции сложилис ь не в биологии, не в истории
чистого филогенеза - сам механизм, лежащий в основе высших психических функций,
есть слепок с социального. Мы могли бы обозначить основной результат, к которому
приводит нас история культурного развития ребенка, как социо генез высших форм
поведения.
Структура сложных форм поведения ребенка является структурой обходных путей,
потому что она помогает там, где на прямом пути психологическая операция ребенка
оказывается невозможной. Но так как эти обходные пути приобретены человечеством
в культурном, историческом развитии, так как социальная среда с самого начала
предлагает ребенку ряд обходных путей, то мы очень часто не замечаем, что
развитие идет по такому обходному пути.
Простой пример. Представим себе, что нам нужно сравнить, в какой из двух
групп больше предметов. Или разделить известную группу предметов на известное
количество частей (разделить игрушки или шашки между несколькими
присутствующими). Самая простая опе рация была бы следующей; предметы делятся на
глаз, как это делают дети младшего возраста или примитивные люди. Мы - люди
культурные, и ребенок старшего школьного возраста, чтобы разделить, действует
обходным путем, он сначала пересчитает предметы, и т аким образом основная цель

Сподели с приятели:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©obuch.info 2024
отнасят до администрацията

    Начална страница